Рука Короля Солнца - Дж. Т. Грейтхаус

пометок и комментариев. Меня ждет чашка ароматного чая со специями и апельсиновыми корками и теплый суп из недавно пойманной рыбы, приправленный острым перцем. Книга, которую мне только еще предстояло прочитать, мягкая постель и никакой необходимости сражаться в войнах или пытаться понять мотивы хитрых богов со злыми глазами.

Тяжело вздохнув, я вернулся в реальность, где я был беглецом, который не мог вернуться домой.

Я спрыгнул со стены, поморщился от боли в коленях и бедрах и нырнул в ближайшие заросли высокой ароматной травы, пытаясь понять, не заметил ли меня кто-нибудь. Две служанки с ведрами направлялись к источнику в северном конце сада; стюард, державший под мышкой папку, шагал к стоявшему особняком павильону, что-то бормоча себе под нос и качая головой. Если бы отец был дома, над трубой зала для приемов поднимался бы дым, а слуги носились бы с подносами, уставленными чашками с чаем и изысканными винами.

Мать наверняка в своих апартаментах, ждет, когда придет время вечерней трапезы, которую она будет есть одна. Приличия требовали, чтобы я попросил ее об аудиенции через горничную, прежде чем меня допустят в ее комнаты, но она не была сиенкой, как, впрочем, и я. Я знал бабушку и Атар, однако самое яркое воспоминание у меня сохранилось о матери – она в легком шелковом платье, такая далекая, но одновременно беспокоившаяся за меня и никогда не принимавшая активного участия в моей жизни, разве что во время болезни и того короткого разговора перед моим отъездом в Ан-Забат.

Дверь в ее апартаменты оказалась открыта. Она была одна в доме, если не считать слуг, а от них ей не требовалось закрываться.

Они также являлись средствами для достижения целей моего отца.

Она сидела у окна, залитая холодным светом, проникавшим сквозь бумажный экран. Служанка наливала ей чай, а мама листала книгу со стихами. Ее волосы, завивавшиеся на кончиках, такие черные, что мне стало интересно, как она их красила, двумя потоками спадали на плечи.

Ее кожа имела красноватый оттенок, особенно заметный на высоких скулах, но была бледной после стольких лет взаперти, когда она не видела солнца.

Чайник выскользнул из пальцев служанки, она не вскрикнула, хотя у нее задрожали губы, когда наши глаза встретились. Она взяла мать за запястье, и та проследила за ее взглядом. Увидев меня, она испуганно вскочила на ноги, но на лице тут же появилось теплое выражение – она меня узнала.

– Ольха… – выдохнула она.

– Мама, – сказал я. – Я вернулся домой.

– Орхидея, принеси еще один чайник, – приказала она служанке. – И скажи горничной, чтобы не беспокоилась из-за того, который разбился. Мне следовало предупредить тебя о приезде сына.

Девушка забыла поклониться, когда направилась на кухню, и с опаской на меня посмотрела, но в остальном держала себя в руках. Как только за ней закрылась дверь, мать бросилась ко мне и крепко обняла.

– О, сынок! – всхлипнула она. Ее руки были тонкими, но теплыми, а слезы намочили халат, который я так и не переодел после того, как покинул Ан-Забат. Он был грязным от пота и морской воды и ночей, проведенных на земле. – Я не сомневалась, что тебя уже схватили. Когда они пришли сюда… – Она задохнулась и покачала головой, пряча лицо на моем плече. – Что ты натворил, Ольха?

Я мог отыскать слова, которые меня бы оправдали, но у меня никак не получалось собраться с мыслями, чтобы заговорить, мне отчаянно хотелось плакать.

Ее боль я тоже положил к ногам империи.

Служанка вернулась с зеленым чаем, который пах мхом.

Мать отпустила меня и вытерла глаза платком.

– Поставь чайник на стол, – сказала она, опустившись на стул.

Я уселся напротив нее. Орхидея переводила взгляд с матери на меня и обратно.

– Все в порядке, дорогая, – сказала мать. – Не произошло ничего необычного, юный мастер Ольха приехал меня навестить. Просто я ждала его через несколько дней. – Она сделала глубокий вдох и улыбнулась. – Поразительно, как меняются юноши, верно? А теперь можешь идти и попроси на кухне, чтобы тебе дали имбирное печенье.

Девушка поклонилась и вышла, хотя не вызывало сомнений, что матери не удалось развеять ее подозрения.

Мать принялась разливать чай. Она смотрела на глиняные чашки, делала медленные вдохи, стараясь взять себя в руки и собираясь с мыслями. Я терпел ее молчание, пока оно не стало невыносимым.

– Я намерен присоединиться к бабушке на севере, – сказал я.

– Говори на найэнском, – резко сказала она, поставила одну из чашек передо мной, и я почувствовал, что ее печаль превратилась в гнев.

– Разумеется. Теперь у тебя нет другого выбора. Неделю назад нас посетил сам магистрат, он привез запечатанное письмо от Голоса Золотого-Зяблика. Ты сжег все мосты, которые я для тебя построила, уничтожил честь и достоинство, и теперь тебе осталось только умереть на поле боя.

– Мама…

– Я же просила тебя говорить на найэнском! – сердито прервала она меня. – Неужели ты так долго живешь в окружении слуг, что они для тебя все равно что мыши? Они слышат каждое произнесенное нами слово и сообщат в местный магистрат, если мы будем обсуждать восстание или называть имена вроде Сломанная-Ветка и Хитрый-Лис. Благодарение богам, отец нанял дорогих слуг с материка, иначе мы вообще не могли бы спокойно разговаривать.

– Хорошо, значит, найэнский. – Я разжал кулаки и сделал глубокий вдох, что, впрочем, не помогло мне успокоиться. – Мама, мы можем поговорить о чем-нибудь другом?

– Нам больше не о чем говорить. – Она сделала глоток чая.

– Я шел дорогой, которую выбрал для меня отец, – сказал я. – Но я повзрослел и теперь решаю свою судьбу сам. Империя жестока. Неужели ты этого не видишь?

– Ты выбрал насилие и упрямство, – возразила она. – Так же, как твоя бабушка и дядя. Все вы подобны маленьким детям.

– Ты вышла замуж за одного из них! – вскричал я, потрясенный своими собственными словами, которые вырвались против моей воли, точно вода сквозь разрушенную дамбу. – Ты добровольно стала его собственностью, и он запер тебя в одном крыле своего сада удовольствий.

– Не смей так говорить про отца и о вещах, которых не понимаешь.

– Однако ты рассуждаешь о моем выборе, хотя не видела верной дороги и добровольно отправилась в гнездо хищников.

– Я любила его, Ольха.

Я посмотрел в пустой угол комнаты и постарался не заскрипеть зубами.

– Ты его любила?

– Да.

Я подумал про Атар, про ее решительность и ярость, и почувствовал, как меня наполнила глубокая боль и тоска по ней. И мой отец, простой мужчина, любитель выпить, интересовавшийся только деньгами. Ради