Церера - Екатерина Алферов

Материнство тоже принесло свои сюрпризы.

Я смотрела на своего новорожденного сына Томаса, и меня переполняли противоречивые эмоции. Любовь, такая сильная, что перехватывало дыхание, смешивалась с парализующим страхом. Смогу ли я быть хорошей матерью? Я, которая большую часть жизни провела в лабораториях и экспедициях, смогу ли дать этому крошечному существу все, в чем оно нуждается?

Я с двенадцати лет жила в интернатах, когда родители полностью переехали работать Цереру. Иногда я ловила себя на мысли, что было бы, если бы они этого не сделали, и я смогла проводить с ними больше времени. Была бы я другим человеком? Лучше, чем сейчас?

Август, заметив мое беспокойство, обнял меня за плечи и пообещал, что мы справимся, всё будет хорошо…

Но настоящее потрясение ждало нас впереди. Когда Томасу исполнился год, мы заметили, что он реагирует на эмоции окружающих необычайно остро. Анализ ДНК подтвердил мои подозрения — ксеноген передался ему от меня.

Я была ошеломлена. Конечно, я предполагала такую возможность, но реальность оказалась совершенно другой. Когда через два года родилась Лара, а затем и маленькая Стелла, тесты показали то же самое — все мои дети унаследовали ксеноген.

Это открытие принесло новые страхи и вопросы. Как воспитывать маленьких эмпатов? Как научить их контролировать свои способности, не подавляя их? Как защитить их от перегрузки эмоциями других людей?

Я провела бессчетные часы, изучая все, что могла найти о развитии эмпатии у детей, о методах обучения контролю над эмоциями. Мы с Августом создали для наших детей особую среду — спокойную, но стимулирующую, защищенную, но не изолированную.

Было нелегко. Бывали дни, когда Томас без остановки рыдал, перегруженный эмоциями окружающих. Или когда Лара, чувствуя мое беспокойство перед важным выступлением, отказывалась отпускать меня. Стелла, самая младшая и, казалось, самая чувствительная из всех, часто просыпалась по ночам, реагируя на сны соседей.

Но были и удивительные моменты. Когда Томас, едва научившись говорить, утешал расстроенного друга в детском саду. Когда Лара с невероятной точностью угадывала, что именно нужно сказать или сделать, чтобы поднять настроение окружающим. Когда маленькая Стелла, сидя у меня на руках во время публичной лекции, словно впитывала в себя энтузиазм аудитории, при этом вела себя удивительно тихо.

Материнство стало моим самым сложным и самым важным проектом. Оно требовало от меня всех моих знаний, всей моей любви и терпения. Но оно же давало мне силы двигаться дальше, искать новые пути в науке и в жизни.

Глядя на своих детей, я понимала, что будущее, которое мы строим, — это не абстрактная концепция. Это их будущее. И это осознание придавало новый смысл всей моей работе.

Август всегда поддерживал меня. Он понимал давление публичности, сам будучи известным рейнджером, а после и политиком. Мы научились ценить каждую минуту, проведенную вместе, создавая свой маленький уютный мир посреди бурного океана общественного внимания.

Но с появлением детей пришло и осознание, что я не могу разорваться между семьей, публичной деятельностью и исследованиями. Что-то нужно было менять. И это понимание привело меня к важному решению в моей научной карьере…

У меня появился личный кабинет в Университете.

Семь лет назад я и представить не могла, что моя научная деятельность так изменится. Открытие полисов на Церере было лишь началом пути, который привел меня сюда.

С тяжелым сердцем я приняла решение отойти от непосредственного изучения Цереры и интеллекта полисов. Это было нелегко — ведь именно эти исследования сделали меня известной в научном мире. Но я понимала, что не могу разорваться между семьей, публичной деятельностью и глубокими исследованиями эмпатии.

Я передала свои наработки команде молодых ученых под руководством профессора Сильвы и куратора Скариот. Теперь Хан и Альфина сами стали главами лабораторий. Их подопечные были полны энтузиазма и новых идей, и я знала, что исследования полисов в надежных руках.

Вместо этого я полностью сосредоточилась на проекте «Корпус Эмпатов». Это решение было продиктовано не только научным интересом, но и личным опытом — ведь теперь у меня были дети, унаследовавшие ксеноген.

Проект «Корпус Эмпатов» стал моей новой страстью. Мы изучали механизмы эмпатии, разрабатывали методы контроля и усиления эмпатических способностей, исследовали возможности применения этих навыков в различных областях — от медицины до дипломатии.

Работа была сложной и часто противоречивой. Многие опасались потенциальных злоупотреблений эмпатическими способностями. Но я (да и не только я, иначе не получила бы всей поддержки) видела огромный потенциал для улучшения коммуникации, разрешения конфликтов, лечения психических заболеваний.

Каждый день приносил новые открытия и вызовы. Мы разрабатывали протоколы обучения эмпатов, создавали технологии для усиления и контроля эмпатических способностей, изучали этические аспекты использования эмпатии.

Иногда, глядя на своих детей, я думала о том, каким может быть будущее, если мы научимся правильно использовать эти удивительные способности. Мир, где люди действительно понимают друг друга, где конфликты решаются не силой, а пониманием и сопереживанием.

Это будущее стоило всех усилий и жертв. И хотя я иногда скучала по тихим беседам с полисами на Церере, я знала, что нахожусь именно там, где должна быть. На передовой науки, открывающей новые горизонты для человечества.

Наше исследование проводилось в строжайшей секретности под пристальным вниманием двух мощных политических сил республики: Университета и военной партии «Арго». От военных проект курировал Питер — мой старый друг и бывший капитан рейнджеров, ставший теперь видным политиком. Ему пришлось покинуть военную карьеру после того штурма на безжизненной луне, но это не значило, что он перестал жить активной жизнью.

Я часто вспоминала, как изменилась судьба всей нашей команды. Август, Кира и Хэл пошли за Питером, став его советниками. Мой брат Марк, дослужившись до лейтенанта, тоже оставил активную службу ради работы с бывшим капитаном. Мир менялся, и мы менялись вместе с ним.

Университет предоставил нам научную базу — лаборатории, медицинское оборудование для изучения мозга и другие передовые технологии. Мы разрабатывали теорию и практику работы с эмпатами, изучая каждый аспект этого феномена.

Рейнджеры, в свою очередь, обеспечили финансирование и, что более важно, добровольцев для экспериментов. Хэл, Кира, Ким, Хельга и другие рейнджеры вызвались стать нашими подопытными. Результаты были поразительными — у Хэл, Ким и Хельги ксеноген не только прижился, но и начал активно функционировать.

Я помню день, когда Хэл впервые сообщила, что видит эмоции окружающих. Её глаза были широко раскрыты от удивления и восторга.

— Юлия, это… это невероятно, — прошептала она. — Но как ты живешь с этим постоянно?..