журнал "ПРОЗА СИБИРИ" №1 1995 г. - Владислав Крапивин

В лице Дуськи, хотя и замаскированно, скрыт хищник. Зубы ее в улыбке выпирают клином. Передние развернулись широкой щелью. Дела с ней лучше не иметь. Лучше се обежать подальше... Дуська бегло окинула взглядом Людмилины джинсы, „Та еще тетка". Но глаза у нее скорбные: недавно у нее умер муж. Бабка Подзорина с готовностью кивнула: — Счас, Люд. — Она дослушивала рассказ Дуськи.

Людмила присела на скамейку с краешку, раскачивая между коленями бидон.

— Лежу я, — продолжает Дуська, — это за ночь до его смерти. Маюсь и маюсь — никак не усну. И поди уж под утро, к-а-к что-то треснет в избе. И так это сильно. Будто что упало с потолка. Ударило это и все затихло. Лежу я и как-то нехорошо мне. Кто так? Никого же нету? Встать, посмотреть — боюсь. Андрон, — говорю, — спишь?

— Нет.

— Ты слышал?

— Слышал. — сказал. И по голосу видно, что тоже заробел.

— Значит, мне не чудилось. Глянуть надо. Говорю и боюсь: вставать-то мне... он-то не встает. Ну, голос его услышала и то хорошо. Зажгла свет. Походила, походила по избе — ничего не обнаружу. Что ж так ударило-то? Легла. И уж не сплю. А утром встала, подошла на будильник глянуть, вижу: стол-то прямо по середине пополам треснул. А стол-то старый у нас был, от матери еще достался — тумбочный. Столешница-то прям по свежему треснула. Матушки, — думаю, — что это с ней? Ой, такой ко мне сразу страх подступил. Не веришь — вот боюсь тронуть этот стол и все: к худу это... ой, к худу, к худу... Мороз меня всю так охватил. Знак подан, — в уме-то это у меня. — Знак. Вот что было... На второй день он и умер...

Людмила прониклась страхом, что держался не здесь, нс на скамейке, среди улицы, а в пустой ночи, в одиноком оцепенении. Она чувствовала — он был там. И он — здесь. Он есть. Она это тоже в себе почуяла женским чувством.

А в это время другой стороной улицы, глядя себе под ноги, шел Сергей. Он не поднимал голову — выбирал, куда ступать, чтобы не запнуться, а на самом деле, предположила Людмила, боялся бесцеремонного внимания старух, встречного разглядывания. Было видно, что увидел он их издалека и протаскивал себя мимо с робостью.

— Здрассте, — с должным достоинством произнес Сергей.

Все вспомнил, — подивилась Людмила. И вдруг почему-то пожалела его с любовью.

— Косулядый-то к Надьке пошел, — доложила Дуська. Голос ее как подменился: сразу наполнился сладостной силой. Она упивалась случаем посудачить. — Из-за нее, говорят, вернулся. — Дуська уже не помнила о своем страхе. — А Надька-то давно с Сашкой. Да не просто... На сиськи-то ее посмотри — давно уже причинает. А этот за ней тенью. Нужен-то он ей, этой Надьке. Она вон какая красивая, балованая. А этот...

„Ах ты, трепалка, — поразилась Людмила. — Сквалыжная баба... Ну, тетка, я тебе мозги вправлю. Ты у меня сейчас слиняешь," — настроила себя Людка. И смиренно, притушенным голосом, сказала:

— Лучше бы я не слышала про вашу столешницу. Никогда ничего не боялась, а теперь в пустую избу одна не зайду. Буду озираться на каждый угол. Кто-то же расколол стол. Треснул-то он как?

— Разломился по живому, — следом подтвердила Дуська. — И широко так разошелся.

— Вот мы жили и жили в неведении, будто так и надо. А наука сейчас доказывает, что нас окружают какие-то силы, о которых мы и не догадываемся. И силы эти в самом человеке тоже есть. И человек, наделенный ими, может, например, на расстоянии снимать у других боли. А по телевизору у тысячи людей убрать все недуги и рассосать все шрамы, какие у них были. И прикосновением руки к голове избавит больного от тяжелой хвори. А еще... приборы сверхчувствительные японские в темноте обнаружили, что вокруг головы человека существует свечение, аура. Раньше-то люди ее видели. Думаете, почему на иконах-то у богов светлые круги нарисованы? Значит, это явление было, виделось. А еще ученые доказывают, что за землею наблюдает кто-то с неба из космоса. И вся жизнь земная небом управляется. Это значит, что большие глаза откуда-то на нас смотрят.

И посылает космос на землю своих учителей.

И выполняют они на земле свою роль.

Тут она вспомнила свой разговор с Сережкой, когда лежала голая, чуть не улыбнулась при этом, но улыбку сразу загасила.

— А что я про Сергея Корчуганова слышала... — Тут Людмила сделала паузу, знала — надо наметить значимость наговору. — Бабка Насонова рассказывала. Говорит: пришел он... Сначала-то я ничего не почувствовала, пришел и пришел... Мальчонка Натальин... Потом, смотрю... Нс знаю, с чего началось: оглянулась кругом, а в комнате светло так. Отчего — не поняла. Он про дверь спросил: дескать, кто красил? Девчушки, говорю. Посмотрела... и краска светлее кажется. Он тогда про гармонь-то и спросил. Я и пошла за ней. Не знаю, почему — легко ее достала. До этого-то не могла к ней подступиться. Заставлено все шибко было. А тут — принесла. Взял он ее. И заиграл... Не помню я себя. День этот не помню. Показалось мне, что Семен рядом. С ним я... разговариваю, вижу его. Что хочу, то он для меня и играет, Семен-то. Вроде как бластилось это мне. Сыночек, — захотелось мне: „На пол упала ограда. И ты возвратился ко мне". Он и сыграл. Все, все, что хотела — исполнил. Когда опамятовалась, глаза-то открыла, а это Сережа. Сидит молча. Гармошку обнял, как Семен мой. Сидит и плачет вроде. Сережа, — говорю, — это твоя гармошка. Живи с ней на свете, сынок. Не теряй се голос. Это они поют, ушедшие. Он и взял. Тяжело так. А взял. А у меня в комнате свет был. И сейчас есть... Какой парнишка... Уважительный! Бог его послал... Вот что бабке Ульяне привиделось.., — значительным голосом подытожила Людмила. — А еще, говорят, Иван Ярыгин, как повеситься, призвал к себе Сергея и разговаривал с ним и последние свои слова ему передал. А какие слова Иван Ярыгин сказал последние, — говорит его жена, — тот не открывает. Скрытный. Вот, бабоньки, — актерски закончила Людмила, — что я слышала. И