Архимаг с Терры - Сергей Александрович Плотников

будет шутить, жонглировать словами, несколько раз заставит ее рассмеяться, о других вещах скажет вскользь, а что-то так виртуозно обойдет молчанием, что она узнает о самом неприятном или тяжелом спустя полгода от Ксантиппы или Меланиппы, после случайной обмолвки, и у нее волосы встанут дыбом…

«Да и ладно, — говорила она себе, упрямо утрамбовывая боль в душе. — Пусть ведет себя как хочет, пусть будет таким, если иначе не может! Главное — чтобы он в принципе был! Чтобы принимал от меня хоть какую-то поддержку!»

А Аркадий неожиданно сказал серьезным голосом, усталым и хриплым, пряча лицо у нее на плече, для чего ему пришлось согнуться в три погибели:

— Это была жуть. Я чуть с ума не сошел. Еле держался. Дошло до того, что к маленькому ребенку, приемной дочке Лалии Татье, подойти боялся — знал, что если представлю, как ее хотели ящеру скормить, все, сорвусь! Я чуть не сорвался в тот день, когда думал, что тебя убили. Дети удержали. Орден удержал. Думал о том, что если полечу кошмарить истрелийцев, солью себя как политическую фигуру, на всех проектах крест поставлю… А тут этих сдержек не было. Я даже Кириллу командование в основном поэтому уступил — он все-таки поспокойнее меня, хотя все обычно думают наоборот…

— Почему, я согласна, — тихо сказала Леонида, поглаживая мужа по спине. — Ты — бешеный. Кирилл — просто импульсивный. Ну… был. Сейчас повзрослел.

— В итоге сам Кирилл меня и науськал… Ну, Саня тебе покажет видео, я уверен, — Аркадий хмыкнул. — Они это все записали, идиоты молодые. Было бы чем гордиться. Ты там… не очень пугайся, ладно? Это была исключительная ситуация.

— Не испугаюсь, — тихо сказала Леонида. — Я давно хотела посмотреть на твою другую работу. Не знаю, почему ты решил, что это меня напугает? Я же все-таки на Болосе служила.

— Вот именно, — пробормотал Аркадий ей в шею. — Воинственные детки могут восхищаться бодро перерезанным горлом. Ты — знаешь, как это потом пахнет. И каково тем, кто вынужден все… разгребать. И вдовам. Мне не хотелось, чтобы ты считала меня бандитом.

— С ума сошел! — Леонида то ли теснее прижала его к себе, то ли сама прижалась к нему: при их разнице в размерах, скорее, последнее. — Ты — самый этичный человек, которого я знаю! Даже если весь мир объявит тебя чокнутым психом, я скорее поверю, что это весь мир сошел с ума!

— Спасибо… — он поцеловал ее в шею. — Моя опора. Ужасно по тебе скучал. Держу сейчас — и кажется, что вот-вот ты исчезнешь…

Леонида обхватила его лицо ладонями, чуть отдалила от себя.

— Против этого есть отличное средство, — сказала она нарочито игривым тоном. — Кажется, до завтра мы совершенно свободны?

Аркадий просветлел лицом, но, вместо того, чтобы поцеловать ее, зачем-то потянулся к своему подбородку.

— Отличная идея! Погоди, сейчас уберу бороду…

— Оставь, ты что! Еще одна твоя дурацкая мысль, будто мне не нравится твой более взрослый облик!

— А он нравится? — удивленно спросил Аркадий.

— Очень! Приятно, что ты для разнообразия смотришься старше меня! И вообще, как-то очень странно заниматься сексом с человеком, который кажется чуть ли не ровесником моего сына! Понимаю, что при новом укладе придется привыкать, что все вечно молодые — но я-то женщина традиционная, ты знаешь!

— Очень традиционная! — засмеялся Аркадий, и все-таки поцеловал ее, так жадно, как будто она действительно могла исчезнуть в любой момент.

* * *

Леонида проснулась первой — настолько редкое событие, что впору заносить в личный дневник! Чувствовала она себя… честно говоря, не очень. Аркадий несколько перестарался. Правда, в процессе она совсем не возражала! К тому же он добросовестно подлечил ее магией перед тем, как они оба отрубились. Но все равно проснувшись она чувствовала себя как после юниорских танцевальных соревнований на кубок Лиманиона — ну когда сначала две недели непрерывных репетиций, потом адский денек самого фестиваля, потом все шляются по городу до утра и даже участвуют в Танцах на Набережной, потому что — а почему бы нет, а потом ты просыпаешься… и чувствуешь, что мышцы превратились в желе и не можешь даже доползти до холодильника!

Серьезно, настолько он не увлекался даже сразу после свадьбы, всегда чувствовал границы. А теперь наконец-то отпустил себя. Как же хорошо!

«И я даже не могу сказать, что наконец заслужила его полное доверие, — думала она, разглядывая смешно стиснутое подушкой лицо мужа, такое милое, сонное. — Он мне доверял с самого начала. По большому счету. Просто… теперь как будто действительно поверил, что я не испугаюсь? Не сбегу без предупреждения, если он где-то разок потеряет берега? Или поверил себе — что никогда не перейдет черту настолько сильно, чтобы я собрала вещи?»

А ведь Леонида с самого начала пыталась сказать ему, что ничуть его не боится! Просто не способна. Даже если бы он правда явился к ней весь в крови и держа серп обратным хватом, она бы только подумала: «Творец, как бы все это половчее собрать для химчистки!»

По-настоящему она испугалась Аркадия только в самом начале, когда впервые увидела. Нет, ее не пустили в палату неподготовленной, она сначала на фото посмотрела. Но все равно… реальность запредельно тощего, похожего на скелет ребенка с очень усталыми, но цепкими карими глазами, которые, кажется, только одни и жили над кислородной маской, чуть было не заставила ее выскочить из комнаты, хлопнув дверью! Вот тогда было страшно. «И Григоровский собрался ЭТО оперировать⁈ — она отчетливо помнила свою мысль, завернутую в ужас и благоговение перед научным руководителем. — Неужели я когда-нибудь достигну той же квалификации⁈»

При первой встрече они ни слова друг другу не сказали: он не мог, а у нее все слова в горле застряли. У нее была заготовлена приветственная фраза: «Здравствуйте, уважаемый Аркадий, я хирург-стажер Леонида Романова, буду ассистировать на операции, потому что у меня очень маленькие руки…», — но она не смогла ее произнести. Была уверена: он умрет под ножом или не выдержит наркоза, и на этом ее стажировка у Григоровского закончится!

А он выжил.

И жил сейчас, и смеялся, и целовал ее, и мог поднять одной рукой безо всякой магии.

Да, наверное, в этом дело. Она видела его ребенком, видела, как он рос, сама вскрывала его грудную клетку не раз