Фантастика 2025-50 - Сергей Ампилогов

Нужно бы прорепетировать разговор с подполковником, но совершенно нет настроения напрягать извилины. Хотелось просто раствориться в этом чудесном вечере и получать удовольствие. Имею я право на часик релаксации, в конце концов!

Но тишина была нарушена. Не сказать, что в худшую сторону: из окна полилась незнакомая мелодия, весьма неплохо исполняемая на фортепиано.

Ну, конечно, это Настя музицирует. А ведь неплохо. Никогда не был поклонником инструментальной музыки, но в данный конкретный момент – весьма кстати.

Упс! Настя? Нет, опухоль-то уже практически спала, но ведь не до такой же степени, чтобы пальцами по клавишам порхать. Ерунда какая-то!

Не очень-то хотелось подниматься с кресла, но просто посиживать и оставаться в сомнениях я не мог. Бокал пришлось оставить – не заявляться же в комнату к девушке с алкоголем в руках.

Я понимаю, что о своем визите лучше предварительно доложить, но, думаю, данная ситуация давала мне право просто постучать в дверь. Анастасия Сергеевна все ж таки моя пациентка. Хоть и пока.

Легкая смесь облегчения и обалдения от увиденного в комнате, после того как меня пригласили внутрь. Слава богу! Ни я не рехнулся, ни помещичья дочка феноменом не является: за роялем находилась Наташа. Анастасия Сергеевна сидела в кресле и только слушала.

Вот сейчас бы сюда нашего французского друга. Пусть бы полюбовался и послушал, как псковская крестьянка по клавишам наяривает. Неужели он раньше этого не видел и не слышал? Или просто задуматься не хотел?

– Прошу прощения за поздний визит, Анастасия Сергеевна. Просто, услышав звуки музыки, я забеспокоился: вам еще рано играть на фортепиано.

– Благодарю за столь трогательную заботу, но, как видите, причин для беспокойства у вас нет, Вадим Федорович.

Мне показалось или Настя действительно была рада моему появлению? Даже думать боюсь. Но какое приветливое у нее лицо…

– Если вас не раздражает Наташино исполнение, то приглашаю вас присоединиться.

– Да Господь с вами! Я был уверен, что это играете вы. Потому и обеспокоился – вам еще не стоит напрягать руку. А тут… Мое восхищение Наталье!

Легкий румянец, улыбка и благодарный взгляд Настиной горничной засвидетельствовали, что у меня появился еще один союзник в этом доме.

– А вы сами не музицируете, Вадим Федорович?

– Увы. Только пою. Под гитару.

– В самом деле? – Глаза у девушки разгорались, прошу прощения за каламбур, прямо на глазах. – Не исполните что-нибудь? Я вас очень прошу!

– Ну, разве можно отказать такой очаровательной девушке, – не стал ломаться я. – А гитара найдется?

Вот что-что, а охмурять женщин стихами и романсами я всегда умел. Дан мне от Бога и природы очень неплохой баритон. Ну и медведь, пытаясь наступить мне на ухо, промахнулся. Вот так все и получилось.

С гитарой, правда, сложнее – только самый примитив, ну, или чуть выше. Но смогу. Даже на местной, незнакомой.

Слегка потрынькал струнами, настраивая принесенный инструмент, и начал свою коронку:

Утро туманное, утро седое,

Нивы печальные, снегом покрытые…

Нехотя вспомнишь и время былое,

Вспомнишь и лица давно позабытые.

Ох, простите, Иван Сергеевич. Упер я ваш текст внаглую. Но вы не первый в этом веке из мной ограбленных…

Вспомнишь родные, нежные речи,

Взгляды, так жадно, так часто ловимые…

Первые встречи, последние встречи,

Милого голоса звуки любимые…

Обычно, когда пою, уподобляюсь токующему глухарю, слышу только себя и ни на что вокруг не обращаю внимания. Ну, почти ни на что, конечно, посмотреть на реакцию слушающих хочется. Вот и сейчас мельком взглянул на Настю и в очередной раз поразился: как хороша!

И в очередной раз возникло недоумение, почему эта девушка обладает такой… Да нет, не красотой. Я уже говорил, что ничего особенного в ее лице не было. Не дурнушка, но отнюдь и не красавица. И тем не менее… Какая-то непонятная притягательность…

И тут, кажется, понял: ее лицо очень красиво живет. Именно ЖИВЕТ. Когда она говорит, смеется, улыбается. Даже сейчас ее лицо практически неподвижно, все во внимании к моим руладам, только веки и ресницы подрагивают… Но что-то неуловимое показывает эмоции, которые бурлят в этой очаровательной головке.

Все-таки, хоть ты тресни, женскую красоту и очарование не определяет только анатомия. Уж я-то в школе насмотрелся на девиц девяносто-шестьдесят-девяносто, которые категорически не умели владеть своим телом, столь щедро выделенным им матушкой-природой: идет такая вся из себя модель, но мужской глаз совершенно не цепляет.

И наоборот – вроде совершенно ничего особенного, но двигается с такой потрясающей грацией и женственностью, что голова против воли разворачивается вслед, как зеркало радиолокатора.

И с лицом то же. Зачастую и личико милое, и глаза антилопьи (в хорошем смысле), но столько в этих глазах пустоты…

И наоборот – ну вообще никакая девчонка, а вот что-то есть в этих неярких глазах, обрамленных недлинными ресницами, такое, что зачастую сожалел: «Где мои семнадцать лет…»

Вспомнишь разлуку с улыбкою странною,

Многое вспомнишь, родное, далекое.

Слушая говор колес непрестанный,

Глядя задумчиво в небо широкое…

Медленно замолкала последняя тронутая струна. В молчании. Только когда утих последний звук, выщипанный мною из инструмента, Анастасия легким восхищением (как мне очень хотелось считать) произнесла:

– Чудесно! Никогда раньше не слышала. Очень непривычно и очень красиво.

– Не заставляйте меня краснеть, Анастасия Сергеевна, – начал я показательно скромничать. – Красивый романс, но ведь не мой же…

– А чей? Кто автор?

– Нууу! Откуда же я знаю? Услышал в дороге, понравилось, запомнил. Моей заслуги никакой.

– Что вы! Вы же так замечательно спели!

– Песню не делает ее исполнитель. Он лишь инструмент в руках ее автора. Вы не согласны?

– Пожалуй, да. Но ведь и инструменты бывают разные… А у вас еще есть такие необычные песни?

– Надо вспомнить. Но, с вашего позволения, не сегодня. Я ведь вообще заглянул сюда, беспокоясь за вашу руку. Уж никак не собирался давать концерт. Прошу простить за вторжение.

– Вадим Федорович, вы же сами понимаете, что ваши извинения излишни. Огромное вам спасибо за романс, за ваш визит. И… Спокойной ночи.

Я, понятное дело, откланялся и вернулся к своему бокалу портвейна на террасе.

Нет! Все же какая замечательная девушка! Елки-палки, ведь влюблюсь!

«А ну усохни, донжуан псковский! – цыкнул на меня мой… не понял, из-за какого плеча, то ли хранитель, то ли искуситель. – Знай свое место и не раскатывай губенки. Ишь размечтался!»

То есть взяли меня в оборот до