Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

– В любом случае я уже стар для таких игр. Менять имена, меняться самому, примерять судьбы, как халаты, – занятие молодых. На моем возу слишком много прожитых лет, а с таким грузом сильно заносит на поворотах. Кстати, как бы ты это проделал?

– Что проделал?

– Убил меня.

– Бессемянный советовал прийти перед рассветом, – сказал Ота. – Сказал, если взять шнур и затянуть туго на шее, вы не вскрикнете.

Хешай хмыкнул, на этот раз мрачно. Допил вино, оставив в горлышке гущу из черных листьев, потом пошарил под койкой, извлек новую бутыль, сорвал и бросил в огонь пробку.

– Он слишком хорошего мнения обо мне, – произнес поэт. – Учитывая, сколько я выпиваю, уже к трем четвертям свечи меня можно будет кантовать, как ящик камней.

Ота нахмурился, и в тот же миг его будто холодной водой обдало – он понял весь смысл услышанного. И так ужаснулся, что свело внутренности. Но ни слова не проронил. Поэт смотрел в огонь. Гаснущее пламя бросало отсветы на его печальные крупные черты. Оте вдруг захотелось обнять его или встряхнуть, но этот соблазн тотчас оставил его, как волна, что, нахлынув, убегает обратно.

Когда старый поэт поднял глаза, Ота увидел в них отражение собственной тьмы.

– Я всегда делал так, как мне велели, мой мальчик. А в награду получал совсем не то, чего ждал. Ты не убийца. Я поэт. Чтобы всех спасти, одному из нас надо измениться.

– Мне пора, – сказал Ота, поднимаясь на ноги.

Хешай-кво принял позу прощания, по-родственному теплую.

Ота ответил тем же. По щекам поэта и по его собственным текли слезы.

– Вам лучше закрыть за мной, – сказал Ота.

– Потом, – ответил Хешай. – Если вспомню.

Смрадный, стылый воздух переулка словно пробудил ото сна или вывел из полудремы. В небе сквозь клочья облаков, прозрачные, как вуаль, сиял полумесяц. Ота шел с поднятой головой, но не мог сдержать слез, как ни стыдился. Сейчас он станет убийцей. Глядя на себя со стороны, он видел тоску и дегтярно-черный ужас, который разнился со страхом лишь отсутствием сомнений. Как его братья смогут, когда придет пора, восстать друг против друга, хладнокровно, в трезвом рассудке поднять руку на человека?

Дом утех сиял в ночи, подобно другим заведениям этого рода. Звучали музыка, женский смех и проклятия игроков за столами. Богатства города перетекали из одних рук в другие, обращаясь в деньги и удовольствия. Ота знал: так будет не всегда. Он стоял посреди улицы и впитывал запахи, звуки, золотой свет окон и пестрый – вывесок, радость и печаль Веселого квартала. Завтра город изменится.

Стражник у двери узнал его.

– Бабушка хотела тебя видеть.

Ота словно со стороны смотрел, как его руки складываются в ответный жест, а губы – в обычную приятную улыбку.

– Где ее найти?

– На втором этаже, она с девчонкой Вилсина.

Ота поблагодарил и вошел. Общий зал не пустовал: несколько женщин ели и разговаривали за столами, а в нише полуголая черноволосая девушка, обернув вокруг груди полоску полупрозрачного шелка, стояла с видом торговки, придающей товарный вид треске. Ота окинул взглядом грубо сколоченную широкую лестницу, что вела к покоям Амат Кяан, к Лиат. На втором этаже было заперто. Он отвернулся и поскребся в дверь другой комнаты, за которой при нем скрылась Мадж в ту ночь, когда они разговаривали.

Дверь приоткрылась, в проеме возникло лицо островитянки. Ее щеки были румяными, глаза лихорадочно блестели. Ота придвинулся к ней:

– Прошу, нам надо поговорить!

Мадж подозрительно прищурилась, но через миг отступила; Ота вошел в комнату и закрыл дверь. Мадж стояла, выпятив грудь и вздернув подбородок, словно ребенок перед дракой. Единственная лампа на столе освещала ее кровать, ручной ткацкий станок и кипу платья в ожидании стирки. В углу валялась опрокинутая винная пиала. Мадж была пьяна. Ота быстро это понял и счел, что так даже лучше.

– Мадж-тя, – сказал он, – прости, но мне нужна твоя помощь. А я смогу удружить тебе.

– Я здесь жить, – ответила она. – А не работать. Я не из таких девиц. Уходи.

– Нет-нет, – поправился Ота, – я пришел не за этим. Мадж, я могу сделать так, что твоя месть совершится нынче же ночью. Человек, который повелевает андатом. Тот, который отнял твое дитя. Я могу отвести тебя к нему.

Мадж нахмурилась и медленно покачала головой, не сводя глаз с Оты. Он тихо и быстро, в самых простых словах и немногих позах объяснил, что гальты служили орудием Бессемянному, что Хешай им управляет и что он, Ота, может отвести ее к поэту, если выйти без промедления. Она как будто оттаяла, смотрела теперь с некоторой надеждой.

– Но потом, – добавил он, – мы поплывем к тебе домой. Так надо. Корабль выйдет на рассвете.

– Я спросить бабушка. – Мадж направилась к двери.

Ота преградил ей путь:

– Нет! Ей нельзя об этом знать. Она хочет наказать гальтов, а не поэта. Если расскажешь, тебе придется пойти с ней. Придется выступать перед хаем и ждать, что он решит. А я помогу тебе отомстить сегодня. Но для этого ты должна уйти от Амат, не встретиться с хаем. Таково мое условие.

– Думать, я дура? Почему я должна верить? Зачем тебе это?

– Ты не дура. И мне можно верить, потому что я могу исполнить твои желания: покончить с неизвестностью, отомстить и вернуться домой. Я делаю это для того, чтобы другие женщины не пострадали, как ты, и чтобы тварь, причинившая тебе зло, исчезла с лица земли.

«И чтобы спасти Маати и Лиат. И Хешая. И потому что это ужасно и вместе с тем правильно. И чтобы наконец увезти тебя отсюда».

Полные, бледные губы Мадж дрогнули в улыбке.

– Ты кто, – спросила она, – человек или дух?

Ота принял позу недоумения. Мадж протянула руку и коснулась его, словно хотела удостовериться в его телесности.

– Если ты человек, я уставать от обманов. Ты врать мне, и я убить тебя этими зубами. Если ты дух, может быть, тот, о ком я молить.

– Если ты молилась об этом, – сказал Ота, – значит я ответ на твои молитвы. Только собирайся побыстрее. Нам пора, и обратно мы не вернемся.

На миг она заколебалась, но вот в ее глазах вспыхнул гнев, который Ота видел раньше, – гнев пополам с отчаянием. Его-то он и ждал, на него и рассчитывал. Мадж оглядела свою комнатушку, подобрала что-то вроде недотканного полотенца и сплюнула на пол.

– Больше ничто здесь не хотеть, – произнесла Мадж. – Ты вести меня сейчас. Показывай. Если не так, как сказал, я убить