Суровая расплата. Книга 1: Тень среди лета. Предательство среди зимы - Дэниел Абрахам

в своем тайном убежище, – скрывается от дворцовых красот и дома, доставшегося в придачу к ноше». Он осторожно подергал дверь, но та была заперта. Он поскребся, постучал, но никто не открыл. Можно взломать замок ножом, поднять щеколду – пьяный этого даже не заметит. Но на улицах еще слишком людно, а андат посоветовал прийти за полночь. А свеча еще не сгорела и на четверть.

– Хешай-кво! – Голос прозвучал гулко среди каменных стен. – Отоприте!

Довольно долго никто не отзывался, наконец щеколда тяжело звякнула, и дверь, скрипя, отворилась. На пороге возникла приземистая темная фигура Хешая-кво. Халат измятый, волосы всклокочены, широкий рот неодобрительно кривится.

– Ты что тут забыл?

– Надо поговорить, – сказал Ота.

– Нам не о чем разговаривать, – отрезал поэт и шагнул назад, толкая дверь. – Ступай прочь.

Ота навалился на дверь – сначала плечом, потом уперся спиной и ногами. Поэт изумленно охнул и упал навзничь.

В доме было тесно, грязно, убого. Деревянная раскладушка стояла почти вплотную к очагу, пол усеивали пустые бутылки. С просевших потолочных балок на стены сползали пятна плесени. Пахло болотной гнилью. Ота закрыл за собой дверь.

– Ч-чего тебе надо? – промямлил поэт, бледнея от страха.

– Поговорить, – повторил Ота. – Бессемянный сказал мне, где вы скрываетесь. Он послал меня вас убить.

– Убить? – переспросил поэт и вдруг хмыкнул. Его страх как будто улетучился. Казалось, Хешаю даже смешно. – Убить меня. Боги…

Качая головой, он протопал к раскладушке и уселся на нее так, что холст затрещал. Ота встал между очагом и дверью, чтобы остановить Хешая, если тот бросится бежать. Но Хешай не выказывал такого намерения.

– Стало быть, явился меня прикончить? Ну что ж, парень ты крепкий, а я старый, жирный и довольно пьяный, поэтому больших хлопот не доставлю.

– Бессемянный сказал, что вы были бы рады умереть, – произнес Ота. – Хотя, по мне, тут он хватил. В любом случае я ему не марионетка.

Поэт хмуро посмотрел на него, щуря красные глаза в ярком свете. Ота шагнул вперед, сел, поджав ноги, как в школе, и сотворил жест обращения к учителю.

– Вы ведь знаете, что происходит. Я про Амат Кяан и ее выступление перед хаем. Наверняка вы догадываетесь, что за этим последует.

Медленно, словно нехотя, Хешай принял утвердительную позу.

– Бессемянный надеется, что я убью вас и предотвращу этот кошмар. Я не убийца, – сказал Ота. – Только… цена, которую заплатят невинные… и Маати… слишком высока. Я не могу этого допустить.

– Понимаю, – произнес Хешай.

Он надолго замолк – только пламя потрескивало в тишине. Наконец поэт задумчиво потянулся вниз и поднял недопитую бутылку. Ота смотрел, как он пьет, слушал, как булькает в глотке. Вскоре раздалось:

– И как же ты намерен выйти из положения?

– Освободите андата, – сказал Ота. – Я пришел просить, чтобы вы дали Бессемянному волю.

– Вот так просто?

– Да.

– Не могу.

– А по-моему, можете.

– Я не сказал, что это невозможно. Боги, чего уж проще. Надо было бы только… – Хешай развел пальцы в жесте освобождения. – Однако мне это не под силу – вот что я хотел сказать. Сожалею, парень. Знаю, с твоей стороны все кажется простым, но это не так. Я поэт Сарайкета, а этого не отменишь, даже если очень устал. Даже если тебя разрывает изнутри. Даже если гибнут дети. Суди сам: если бы тебе пришлось выбирать – спасти город или подержать в руке горящую головню, ты бы потерпел. Конечно, если ты приличный человек.

– А каким человеком будете вы, если позволите хаю мстить невинным людям?

– Я буду поэтом, – ответил Хешай с печальной улыбкой. – Тебе, молодому, не понять. Я держал эту головню, когда тебя еще на свете не было. И бросить не могу – потому что не могу. Слишком крепко со всем этим повязан. Если остановлюсь хоть на миг, то сделаюсь никем и ничем.

– Мне кажется, вы ошибаетесь.

– Да. Да, я вижу, что тебе так кажется, но твое мнение здесь ничего не решает. Хотя ты это предвидел, так?

Оте и прежде было тягостно, а теперь будто камень в желудок упал. Он принял позу подтверждения. Поэт наклонился вперед и накрыл его руку своей широкой лапищей.

– Ты ведь знал, что я не соглашусь, – сказал он.

– Я надеялся…

– Но должен был попробовать, – одобрительно закончил Хешай. – Это говорит в твою пользу. Ты должен был попробовать. Не вини себя. Я не нашел в себе сил это прекратить – после стольких-то лет самого живого участия. Выпьешь?

Ота принял бутылку, глотнул и отдал. Вино оказалось крепким, с примесью чего-то, что оставляло травяной привкус в гортани. В животе разлилось тепло. Хешай, видя его удивление, рассмеялся:

– Забыл предупредить. Вино непростое – к телячьим потрохам его не подают, но мне нравится. Оно меня усыпляет. А почему – прости за нескромный вопрос – наш общий знакомый решил, что ты пойдешь ради него на убийство?

Слово за слово Ота рассказал ему свою историю – свою тайну и Вилсинову. Рассказал, кто сбросил на Лиат черепицу и почему Маати обречен на страдания. Хешай внимательно слушал, время от времени кивая и задавая вопросы. Когда всплыла тайна происхождения Оты, поэт округлил глаза, но никак не прокомментировал. Он дважды протягивал бутылку, и Ота пил. Удивительно было облекать все в слова, слышать из собственных уст еще только наполовину обдуманные мысли, историю своей судьбы, чужих судеб, рассказ о справедливости и предательстве, о верности и переменах, которые море творит с человеком. Вино, страх, боль и тяжесть в груди Оты превратили старого поэта в его поверенного, в исповедника, в друга – пусть на один миг.

Ночная свеча прогорела почти до половины, когда Ота подытожил признание – свои мысли и промахи, тайны и неудачи. Об одном он пока не был готов упомянуть – о корабле, где на последнее серебро заказал два места, чтобы отплыть на юг перед рассветом. О суденышке с запада, решившемся на зимний торговый рейс в край, где море не покрывается льдом. О корабле для убийцы в бегах и его подручного.

– Тяжело, – вымолвил поэт. – Тяжело. Маати славный мальчуган. Несмотря на все. Просто еще молодой.

– Прошу вас, Хешай-кво, – сказал Ота. – Остановите это.

– Я не властен. И даже если я позволю чудовищу ускользнуть, твоя знакомая владелица дома утех наверняка потрясет всех своим расследованием. Следующий андат, которого пришлет дай-кво, может оказаться не лучше. Или наш хай попросит помощи у других правителей, чтобы выступить от имени всех летних городов. Если убить меня, Маати спасется и твоя тайна останется при тебе, но Лиат… гальты…

– Я