Начальник Америки (Тихоокеанская сага-3) - Сергей Фомичев

Из школьных учебников и детских книг в памяти осталось лишь толстое холёное лицо командора, но без каких-либо подробностей. К тому же я путал Беринга с Баренцем и мог изобразить не того. Облик же Чирикова и вовсе оставался белым пятном.

— Чириков чем-то походил на Арамиса в исполнении Люка Эванса.

— Даже не слыхал о таком.

— Как же? Ах да. Ну изобрази усредненного Арамиса. Только не Старыгина, он вышел слишком худым.

Я обещал подумать.

* * *

— Пиролиз древесины даёт лучший газ, с большей интенсивностью света, — признал Тропинин через неделю работы городского освещения. — Похоже я поспешил с углем…

— Что мешает переделать систему под дерево?

— Ничего. Пожалуй, я так и сделаю. Некоторое время спустя. А пока мне нужны продукты именно перегонки угля.

Городское освещение как до этого водопровод с канализацией являлось социальным проектом. Но в отличие от двух первых Тропинину не приходилось взимать за него абонентскую плату, он получал свою долю натурой.

Когда оборудование остывало, рабочие выламывали из печей кокс, сливали из конденсаторов дистиллят в одну бочку и выбирали смолу в другую, третья наполнялась аммиачной водой. Кокс шёл для питания паровых машин, бочки отправлялись в Эскимальт для дальнейшего выпаривания, перегонки и переработки содержимого.

Из всех производных по запаху Тропинин смог определить только аммиачную воду и креозот (этот знакомый мне фенольный дух шпальной пропитки). Оба продукта оказались востребованы. Первый в качестве удобрения, второй, как средство обработки деревянных конструкций, в том числе шхун. Пиролиз дерева давал немного другой выход, в том числе ацетон и метиловый спирт. Не считая изготовления красок широкого применения им пока не находилось. Метанол я и вовсе предлагал уничтожать, дабы у наших варваров не возник соблазн внутреннего употребления, но Лёшка хранил его в бочках для будущих нужд.

Тропинин не успокоился, пока не выжал из нового предприятия всё что мог. Поскольку при охлаждении продуктов коксования нагревались большие объемы воды, Тропинин вместе со своими бенгальцами джоби перенес сюда прачечную. Некоторым образом усовершенствованное оборудование напоминало стиральные машины-автоматы конца тысячелетия. Большие барабаны, частью погруженные в котёл, заполнялись бельем и вращались. В зависимости от режима в котёл запускали то кипяток, то горячую воду с мылом, то холодную для полоскания. Вращение пока осуществлялось силой самих джоби, но Тропинин уже думал, как приспособить к делу паровую машину, используя всё то же тепло от коксовых батарей.

Всё это было не так важно, как то, что теперь по главным улицам можно было ходить даже по ночам. Хотя особо ходить пока ещё было некуда. Разве что в кабаки или в гости друг к другу. Но я уже задумывался над развитием ночной жизни. От заката до рассвета? Почему бы и нет?

Глава двадцать третья. Деньги

Глава двадцать третья. Деньги

В любом европейском городе я чувствовал себя обыкновенным человеком. Прохаживался по улицам или паркам, смешиваясь с толпой, или наблюдал за течением жизни сидя в кофейне, трактире, пабе. В Виктории смешаться с толпой было невозможно. Невозможно было остаться неузнанным в кабаке или даже инкогнито проехать на фаэтоне. Точно на голове моей мигал синий проблесковый маячок, а на лбу выжгли тавро. Тавро начальника.

Всесильная организация, которая даже не имела названия, запустила свои щупальца во все сферы жизни. Компания купца Емонтаева, как значилась она в бумагах империи, являлась лишь малой частью огромной структуры и выполняла скорее представительские функции. Ни туземная гвардия, ни береговые укрепления, ни большинство кораблей, ни куча коммерческих или социальных проектов ни в каких официальных бумагах не числились. Только в особой росписи Комкова. Но каждый в городе, да и на всем побережье, знал, кто держит в руках рычаги приводных механизмов.

Хорошо, что наш народ достаточно отравился свободой и большей частью не опускался до примитивного лизоблюдства. Никаких подношений, подарков (за исключением обмена таковыми во время потлача), приветственных адресов, попыток задобрить лестью, соблазнить. Улыбки, кивки, приподнятые шляпы, взмах рукой — вот чем обычно высказывали почтение горожане. Но даже такое внимание иногда утомляло. Особенно когда следовало поразмыслить над серьезной проблемой, вроде той, что возникла теперь.

Чтобы укрыться от чужого внимания я иногда запирался в особняке, а чаще отправлялся на природу, благо яхта всегда была под рукой. Мне нравилось ловить рыбу прямо с борта на поплавочную удочку в какой-нибудь живописной безлюдной бухте. Чтобы легкий ветерок разгонял комаров и мошек, но не поднимал больших волн. Наблюдая за поплавком, я отдыхал. А мозг продолжал работу.

Несколько суматошных дней традиционного осеннего заседания с Комковым выжали из меня последние соки, вызвав насущную необходимость обмозговать новые реалии. Так что я загрузил в яхту удочки и отправился на рыбалку.

* * *

Взрывной рост экономики вызвал определенные сложности. Колесо прогресса вертелось толчками, с хрустом, выплёвывая из подшипников и шестерёнок железную стружку. Ему не хватало смазки.

Смазкой и кровью любой экономики являются финансовые инструменты, а прежде всего деньги, и если спина моя болела от грузов, тщетно дожидаясь того момента, когда все наконец заработает само собой, то голова быстро распухла от взаимозачётов. Приходилось сводить сотни счетов, выплат по паям, зарплат, субсидий. Часть хлопот взял на себя Комков, часть другие приказчики, но слишком многое находилось в теневом обороте, завязанном на мои тайные способности. Так что приходилось держать в голове как белую, так и черную бухгалтерии.

В северных отделениях и в одиночках (так назывались фактории с единственным служащим) расчеты проводились по бартерной схеме. Беря за основу охотские цены, люди меняли шкуры на оружие, порох, еду и предметы обихода. Монета там даже не звенела. Однако в крупных поселениях развитие экономики ушло на пару шагов вперёд. На Оаху распоряжался Свешников, договариваясь с мелкими вождями али о разведении сахарного тростника и тропических фруктов, поставке встречных товаров в обмен на сырец, он же курировал сахарных завод, в то время как Степанов получал через него средства на содержание крепостей и ведение внутренней политики. В Калифорнии Дерюгин принимал зерно и другую продукцию у фермеров, взамен выдавал со складов всё нужное и если чего-то недоставало составлял «списки желаний», а средства на оборону получал соответственно Варзугин. Все расписки, документы, расчеты приказчики отправляли в центральную контору. Там-то и происходило основное действие.

Раз в год осенью (после сбора урожая, конца промыслов, возвращения большинства кораблей, но перед традиционным потлачом) приказчики, лавочники «буржуазного призыва», владельцы бывших отделений компании, фабрик, мастерских, гостиниц, кабаков, лодок и упряжек приносили в главную контору пухлые бухгалтерские книги с сотнями имён и тысячами записей, с векселями и записками.

Комков доставал из сейфа Главную Роспись Компании и с помощью полудюжины счетоводов подбивал баланс. Начислял зарплаты, дивиденды, взимал долги, высчитывал рентабельность.

Сводить баланс удавалось довольно легко пока экономически активное население не превышало тысячи человек, было сконцентрировано в одном городе и работало в рамках единственной крупной организации. Если работник, стоящий у компании на зарплате, тратил меньше оговоренной платы, излишек переносился на следующий год. Если же превышал сумму, то попадал в черный список должников, кредит которых ограничивался во всех заведениях компании или подотчетных ей частных предприятиях.

Но росли обороты, росла численность населения, довольно крупные поселения со своими экономическими субъектами появились в Калифорнии, на Оаху, в устьях Колумбии и Стольной, не говоря уж о великом множестве хуторов, крупных факторий и станций, разбросанных по всему океану. Развивался независимый бизнес, да и торговля с конкурентами, индейцами или имперскими портами тоже требовала удобного способа расчетов. Чем больше вовлекалось в систему участников, тем сложнее было обходиться бартером.

На первых порах для облегчения ситуации приходилось выписывать сотни векселей, чтобы люди могли отовариться в магазинах другой компании, заплатить шкиперу, независимому торговцу, но это всё же являлось паллиативом. Существующий порядок выглядел неповоротливым, неудобным, привязывал людей к определенным торговым точкам, источникам поставок, что мешало развитию предпринимательства и конкуренции.

Экономика жаждала настоящих денег. Наличности. Кэша. А денег не хватало.

Когда Екатерина осознала, что нехватка наличных средств тормозит её смелые прожекты (главным образом войны с соседями), она ввела ассигнации. Они оказались весьма удобны в расчетах и могли бы отчасти поправить дело,