Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

Вспомнив об этом, Шуйский вздохнул. Мир менялся. И вместе с ним менялись люди. Те же Одоевские на своём железе нынче неплохие деньги имели. Захарьины в своих лесных вотчинах добычей поташа занялись. Шуморовские, словно ногайцы какие, овец разводят. Сын почившего боярина Василия Бороздина — Никита — в своих тверских вотчинах свечной да мыловаренный промысел завёл. А молодой князь Пётр Телятевский и вовсе в тяжбу попал, пытаясь заиметь себе соляные варницы. Кто там был прав, кто виноват, Немой не разбирался, но учитывая, что князья Телятевские были нынче в опале, считал, что останется юный наглец после тяжбы с носом.

В общем, словно какое-то поветрие пошло по знатным людям. Нет, большая их часть, конечно, старину чтила, но то тут, то там находился тот, кто не только с вотчин да со службы хотел доход иметь, но и жить мечтал на широкую ногу. Ведь кто ещё десять лет назад слыхал о Сашке Шуморовском? Так, бедный князь с окраины, кому и сотню-то в разрядах не доверяли. А нынче Мамот себе не только пышный выезд завёл, но и двор в столице прикупил, и землицы в разы больше той, что от батюшки в наследство досталось. Правда, новые вотчины его были в крае казанском, но ведь главное-то тут было в том, что не по службе он их получил, а за злато-серебро, что на промыслах да торговле сколотил. Тут, правда, и сам Немой не без греха: почитай три тысячи в векселя Руссо-Балта вложил. Но новые веяния в среде "лучших людей" его печалили и тревожили вельми сильно.

Одно радовало: реформу военную провели через Думу без участия слишком вознёсшегося племяша. Ух, сколь крику было: думцы-то, почитай, все полки водили и каждый своё мнение имел, которое, понятное дело, самое правильное и было.

А началось всё с проверки городовой службы. Увы, набираемые с посадов по разнарядке (по принципу — "на охоту ехать — собак кормить") пищальники не внушали особого доверия. Имелись у них большие проблемы с боеспособностью, дисциплиной и лояльностью. Да и более высокий профессиональный уровень польских жолнеров по сравнению с русскими пищальниками тоже не был уже секретом. Так что, потерпев обидное поражение под Оршей и порасспрашивав пленных шведов, что попали под горячую руку молодого Барбашина, Василий III Иванович и его воеводы смогли сделать правильные выводы. И отговорить великого князя от создания казённых пищальников думцы уже не сумели, хотя и пытались привести всё те же аргументы, что и в прошлый раз. Но не срослось и повелел государь создать стрелецкое войско числом в пять тысяч ратников (благо казна ныне позволяла подобные траты). Ну а поскольку Немой хорошо знал, кто на Руси лучше всех с пехотой знался, то и повелел выписать ему в Москву начальных людей из Корабельного приказа. Тех самых офицеров, что тренировали полк морской пехоты под Новгородом. От них и статейный список получил, да на погляд в Думе и вывесил. Так вот и оказался князь Шуйский в списке тех, кто царское войско по новому уряду учинил, а потом и в историю вошёл, как великий реформатор (сам того не ведая переняв славу у другого Шуйского).

Новое стрелецкое войско состояло из десяти статей по 500 человек в каждой. Статьями командовали головы из боярских детей. К детям бояр также принадлежали и сотники стрелецких статей. Каждая статья состояла из 250 пикинёров и 250 стрелков. Боевой порядок статьи был следующим: копьеносцы размещались в центре боевого построения подразделений, а стрелки — по их флангам. Копья были сделаны достаточно длинными, так что даже не прикрытые кавалерией, эти статьи были очень трудно уязвимы для любой конницы, хотя многое тут зависело от умения командования и морального духа самих стрельцов. И чтобы в бою они действовали умело, для них в мирное время вводилась интенсивная подготовка, а также возлагалась гарнизонная служба.

Квартировать они должны были в пригородной Воробьёвской слободе и получали жалование по 4 рубля в год, плюс по 12 четвертей ржи и овса, и отрез ткани на кафтан, а стрелецкие головы и сотники сверх этого получали поместные оклады. Формировать их поначалу собирались из дворян и детей боярских, но тут думцев ждало несколько неприятных сюрпризов.

Во-первых, огнестрельное оружие в массе своей дворяне считали страшно непочётным. И появляться на сбор только с ним было для них настоящим позором. А луки стрельцам были запрещены, так как русскому войску требовалась сила для противостояния тяжёлой кавалерии закатных стран и их пехотным баталиям. А с лёгкой кавалерией кочевников сражаться могла и поместная конница.

Во-вторых, переход на пешую службу для дворян и детей боярских было страшным унижением и понижением их социального статуса. Ведь воином на Руси считался только кавалерист! И стать пехотинцем означало нанести удар по родовой чести и провал в местническом статусе. И тут уже никакие угрозы не помогли. Государя буквально завалили жалостливыми челобитными, прося оградить служивое сословие от подобного бесчестья.

Поняв, что бороться против подобного вала бессмысленно, думцы приняли новое решение: нанимать в стрельцы "всякий охочий люд", но с несколькими ограничениями. Набор в стрелецкое войско производился из "гулящих" людей, казаков и бывших пищальников, которые были молодыми, не состояли в "крепи" и были способны стрелять из самопалов. А для того, чтобы стать стрельцом, человек должен был предоставить поручителей: либо за нового стрельца несли поруку все слобожане, либо достаточно было поручительства шести-семи человек.

Вот тут-то дело и пошло. Вскоре все десять статей были набраны, а из тех дворян и детей боярских, что согласились-таки на службу в пехоту (а было их раз-два и обчёлся), набрали стрелецких голов, сотников и полусотников.

Вооружение стрельца-стрелка состояло из пищали, бердыша и сабли, которая носилась на поясной портупее. Для стрельбы из пищали использовали берендейку, на которой висели пенальчики с пороховыми зарядами, сумка для пуль, для фитиля и рог с порохом для натруски пороха на зарядную полку пищали. Стрелец-пикинёр вооружался длинной пикой, работать с которой его учили иностранные наёмники, из тех, что остались на Руси после литовской войны.

Для управления новым войском был создан Стрелецкий приказ, в ведении которого находились денежные средства и продовольствие, предназначенные для содержания стрельцов.

При этом сохранялись и прежние части пищальников, на которых в мирное время была возложена гарнизонная служба в окраинных городах, статус и жалование которых, однако, были