Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

помощью людей из проепископской партии смогли-таки вскрыть намечающийся заговор. А поскольку в застенках петь начинают все, то вскоре Поджогину стали известны самые мельчайшие его подробности. И на горожан обрушился вал арестов.

Конечно, может это был не лучший момент, ввиду чужого войска под стенами, но изъяв лидеров, Поджогин тем самым лишил оставшихся управления, и те мелкие попытки восстать, что всё же случились, подавились быстро, жёстко и кроваво. Тела же казнённых заговорщиков, как в своё время в Смоленске, вывесили на крепостной стене, сразу показав орденцам, что их замыслы вскрыты и провалились.

Поняв, что поддержки изнутри ему не будет, ландмаршал всё же потребовал от Поджогина покинуть Дерпт вместе со своими людьми, на что получил гордый ответ, что не он их сюда приглашал. И уйти они могут только по приказу царя, который их в этот город и направил по договору с законным господином Дерпта. Ну а глава города, помня о верёвке на шее собственных сыновей, во всеуслышанье подтвердил верность города архиепископу и католической вере.

Тогда ландмаршал велел разбить перед городом лагерь и собрал военный совет. Предстояло решить, что делать дальше, ведь всем было ясно, что взять город можно либо измором, дождавшись, когда у защитников закончатся припасы, либо где-то раздобыть тяжёлые пушки, способные своим огнём разрушить стены цитадели. Вот только все имевшиеся на тот момент в наличии у Ордена подобные пушки как раз тащились по размякшим от начавшихся дождей дорогам под мятежный Кокенгаузен, так что ландмаршалу оставалось обходиться лишь тем, что было у него под рукой. Но хуже всего для Платера было то, что у него заканчивались деньги на оплату услуг наёмников, и, перестав получать жалование, те просто могли оставить службу.

А тут ещё и русские показали, что просто так сидеть в осаде они не собирались. Спустя несколько дней, разобравшись с внутренней оппозицией, Поджогин организовал масштабную вылазку, сумев даже слегка подпалить лагерь осаждавших. Так что ландмаршал решил прекратить бесполезную осаду и повёл свою армию на север, собираясь пограбить русские пределы.

Увы, но и тут ему не повезло. В Москве посчитали, что кашу маслом не испортишь, и велели новгородскому наместнику собрать ополчение для предупреждения всякого рода инцидентов, причём самим переходить рубеж запретили строго-настрого, а вот бить всяких гостей позволили самым решительным образом. Так что, получив известие из Дерпта о двухтысячном отряде ливонцев, новгородский наместник, собравший к тому времени тысяч пять детей боярских и пять сотен пищальников, немедленно выступил в сторону ливонской границы, и подошедшие к Гдову отряды Платера не успели вдоволь насытиться грабежом окрестных земель, как попали под удар русской конницы. В результате вернуться обратно удалось далеко не всем ливонцам…

Между тем, видя, что в Ливонии вспыхнула война, которая может закончиться распадом страны, туда, словно мухи на мёд начинают слетаться дипломаты европейских держав. В сентябре 1525 года в Феллин прибыли представители германских княжеств и послы померанских герцогов Георга и Барнима. Потом подтянулись и датчане, которые, не смотря на внутреннюю неурядицу, вдруг вспомнили о "датском наследии", и попытались заступиться за рижского архиепископа перед делегатами ландтага. И вот тут орденские политики совершили первую ошибку. Они почему-то решили, что раз к ним приехали для урегулирования ситуации послы датского короля, то в успокоении ливонской смуты заинтересованы Дания и Священная Римская империя. Они заступятся за орден и не позволят московскому владыке начать интервенцию. А поэтому можно действовать решительней и жестче.

А потом произошла трагедия, которой не хотел никто, но которая стала тем камнем, что столкнула лавину.

До этого момента в Москве с удивлением наблюдали, как столь хорошо начинавшийся мятеж проваливался буквально на глазах. И чтобы хоть как-то выправить ситуацию, не вводя в Ливонию войска (ибо войны в Москве пока что не желали, сказался-таки страшный недород 1525 года), к архиепископу отправился посол дьяк Нелюбин с тайными письмами и инструкциями для мятежников. Увы, но в пути небольшой отряд был перехвачен рыцарем фон Тагом, шедшим на соединение с магистром. И в ходе приключившейся схватки один из взятых в поход крестьян, никогда не слыхавший о тонкостях дипломатии и неприкосновенности послов, нанес дьяку удар дубиной сзади по голове. И так уж получилось, что русский посланник этим ударом был убит наповал, а содержание писем, что он вёз, стало достоянием рыцаря и совершенно недвусмысленно указывало на поддержку Москвой ливонских заговорщиков.

Безропотно сносить убийство своего посланника в Москве не стали, но, занятые приготовлением к свадьбе и устранением последствий голода, решили временно заморозить ситуацию путём переговоров. Однако при этом Василий Иванович предъявил орденским послам целый список требований, включавший в себя, помимо свободы торговли в ливонских землях, ещё и требования замириться с рижским архиепископом и признать его договор с русским царём, не заключать более никаких военных союзов с другими странами и впустить русские гарнизоны и наместников в ряд ключевых ливонских городов и замков: Ревель, Феллин, Пернау, Тарваст и другие, а также выплачивать со всей Ливонии ежегодную дань в русскую казну.

Как вы понимаете, пойти на подобные условия Орден не мог, так что послы убыли не солоно хлебавши, а магистр стал усиленно крутить головой в поисках союзников.

* * *

Зима в Канаде выдалась снежной и достаточно морозной. Так что большинство поселенцев предпочитали не выходить за пределы острога. Что, впрочем, вовсе не прервало контактов с аборигенами. Ирокезы и русские продолжали изучать друг друга, притираясь и ведя как совместную торговлю, так и охоту, обогащая свой словарный запас не только "литературными" выражениями, но и словами паразитами. Кстати, среди колонистов нашлось достаточное количество лесовиков, которые быстро усваивали охотничьи ухватки своих соседей, совмещая их с собственными знаниями.

После Рождества 1525 года верхушка управленцев Барбашинска уже имела достаточное представление о внутреннем устройстве мира аборигенов и тех различиях, что он имел по отношению к русскому устою. И помня наставление князя (которые были отнюдь не травоядными), стали разрабатывать план по укреплению своего влияния в окрестных землях. Не забывая, впрочем, и о нуждах колонии.

Впрочем, прибывшая летом из Руси флотилия в этот раз не привезла много поселенцев, так с десяток баб и девок, похолопленных на рубежах. Основной упор в этот раз делался на тягловую силу да молочный скот. Кони и коровёнки плохо пережили перевоз, но всё же их привезли в достаточно большом количестве, так что колонистам на первых порах должно было вполне хватить. Как для работы, так и на приплод.

Причём кони были хороши, не чета привычным деревенским заморышам.