Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

— То не я, то братья мои. Меня же и стряпчим не пожаловали, хотя Митька в мои годы уже боярином был. А ведь как Ванька Рязанский в Литву сбёг, пророчили мне стол рязанский. А что вышло: забрал великий князь Рязанское княжество под себя. И ныне я никто: ни князь удельный, ни боярин.

— И всё же в приказе ты на старших местах стоять будешь. А мы по за кем-то.

— А я всё ж таки считаю, что не ценит государь не токмо вас, но и меня. А для того ли предки наши из Литвы отъезжали?

— Это да, — мечтательно протянул Хованский. — А ведь тамошние вельможи-магнаты подобной тесноты и поругания, что знатные люди на Москве имеют, не видывали и не слыхивали. Мои родичи о том весточки шлют. Живется им там много лучше, нежели мне на Руси. Мне, потомку Гедемина, не нашлось достойного места ни в великокняжеской думе, ни при дворе. Оттого и ушёл служить ко князю Старицкому.

— Да все мы, почитай, откинуты на обочину, — обиженно добавил Трубецкой. — Обходят нас и чинами, и землями. Одна надежда и осталась, что войдёт Семён в силу. А иначе…

Князь Трубецкой испуганно затих, хотя каждый из сидящих за столом и понял его мысль. Понял, но высказал лишь один — Семён Бельский:

— А иначе придётся обратно отъехать. Король обещает всем нашим отъехавшим боярам и князьям великие угодья, и вотчины, и почет высокий. А вот государь и ближники его заигрались. Митя-то говаривал, что это Шуйские на Ливонию зубы точат.

— Слыхал я об том, — покивал головой Хованский. — От побед над литвинами совсем голову потеряли. Где же нам справиться с немцами? Силища! Забыли, как в прошлый раз едва не опростоволосились.

— Так может и хорошо, коли немцы вразумят буйные головушки? Можно тогда будет и на горе советников указать, как на виновников, — несмело влез в разговор Телятевский. — А поскольку то Шуйские воду мутят, то быть в Думе большим переменам.

— А я вот не верю в рыцарей, — несогласно покачал головой Трубецкой. — Ныне за государем сила великая. Тевтоны вон ничего ляхам не смогли противопоставить.

— Так то ляхи, а не наши дворяне сиволапые, — не согласился с высказыванием Хованский. — Стоило только ляхам под Оршу прийти, так эти худородные и показали, что значить истинное рыцарство. Вот увидите — соберёт Орден армию и покажет свою силу ратную. А об отъезде пока что рано думать, — вернулся он к опасной теме: — Ты, Семён, головы не теряй. Братья в силе, и тебя вытянут. Ну а уж ты там и про нас не забывай. Про Ливонию же так скажу: не сдержать великого князя супротив похода, а потому не стоит свои мысли против высказывать. Выждать надобно, а там и видно будет.

И молодые князья, согласно покивав мудрым мыслям, с большим усердием набросились на угощения.

* * *

— Вот вы оба за поход, а тот же Воротынский с Литвой и Польшей свары боится. Мол, не отдадут они нам Ливонию без боя.

Шигона отхлебнул из стеклянного бокала и откинулся на спинку стула. Да, в доме Барбашиных давно не держали лавки для гостей. Возле хрупких на вид столов с хитрой резьбой, выставляли тонконогие стулья с матерчатой оббивкой и высокой спинкой. А на самих столах кроме мис и тарелей всегда лежали вилки, дабы гости руки меньше пачкали.

Михаил Барбашин, примчавшийся из Новгорода, где впервые за годы службы правил как наместник, схрумкал солёный огурчик и повернулся к тверскому дворецкому лицом:

— А неправ ты, Иван. Не до нас нынче Литве да Польше. Хан крымский да султан турский над ними нависает. Круля французского — союзника Жигмонта — гишпанец в плен взял, да и нестроение в казне тоже многое значит. Так что нонче самое время Ливонию к рукам прибирать.

— А чего там Воротынский-то надумал? — всё же спросил фаворита Иван Барбашин.

— Так он другую войну выдумал… В степях воевать, у Крыма и Перекопа.

— Так ведь степная война того губительней! — воскликнул Андрей Барбашин-младший, который нынче сидел за столом как равный, хоть и считался молодым да неоперившимся.

— Может и губительней, — не согласился Андрей-старший, — но тут князь прав. Не дело это татар на окских рубежах ждать. Выносить надобно войну в поле, громить кочевья татарские. Так Владимир Мономах в былые времена с половецкой угрозой покончил.

— Однако ему для того чуть ли не вся поместная конница требуется, — усмехнулся Шигона.

— Пусть берёт, то дело нужное.

— А кто же Ливонию воевать будет? — вроде как и удивился фаворит.

— Стрельцы да кованая рать. А ещё флот, раз у Ливонии побережье есть. А может ещё и князья померанские помогут.

— Эти-то с чего?

— А почто, думаешь, их послы к магистру притащились? Как и датчане — за землёю. Все кус ливонской земли хотят.

— И что же, предлагаешь всю Ливонию с ними делить?

— Ну, данам-то жирно будет, а вот с померанцами поговорить стоило бы. Вот смотри, — Андрей щёлкнул пальцами и отдал короткое распоряжение подбежавшему слуге. Тот кивнул головой, выскочил из залы, но вскоре вернулся с треножным мольбертом, на котором был натянут достаточно прорисованный план ливонских земель. А пока он ходил, гости всё же успели выпить за здоровье хозяина. — Вот земли Курзёмского епископства, Курземе и Земгалия. Вот этот кусок вполне можно учредить, как Задвинское герцогство, хотя всю Земгалию отдавать будет много. Курземе и часть Земгалии до реки Аа им вполне будет достаточно. Вместе с городком Митава, что находится на левом берегу. Аа как раз и судоходна до Митавы, так что с путями в этом лесном краю у новоиспечённых герцогов будет всё в порядке. А вот городок Бауск вместе с замком, а это здесь, — Андрей ткнул деревянной указкой в место слияния речек Муша и Мемеле от которого и начиналась собственно река Аа, — необходимо оставить за нами.

— И зачем это государю?

— Герцогство заберёт на себя часть границы с Литвой, плюс императору и эрцгерцогу будет не так-то просто оспорить наши завоевания, когда их люди тоже получат свои наделы. Главное в вассальной присяге предусмотреть, что при конфликте нас с Империей герцог Задвинский остаётся вне конфликта. Ну и нам ведь нужно выгнать куда-то немецкое население ливонских городов и тех рыцарей, что не захотят присягнуть государю по нашей вере. Вот и пусть идут к своим единоверцам. Хотя наиболее искусных мастеров мы, конечно же, для себя оставим.

— А