Князь Барбашин 3 - Дмитрий Михайлович Родин

спокойствию Крыма, так что большого похода оттуда ждать действительно не приходилось. Сложилась та редкая ситуация, когда на границах Руси было относительно тихо, а у намеченной жертвы практически не было союзников, потому как все союзники были заняты более важными делами. Вот только и в Думе не было полного согласия.

Споры доходили до потасовок, дошло до того, что и Андрею пришлось пару раз посохом махнуть для вразумления некоторых. А единого решения всё так и не находилось. И напрасно сторонники войны рассказывали, что Ливонская земля "хлебом обильна". Некоторые думцы уже и поговаривать стали, что за убийство посла хватит и пени, которую ливонцы присовокупят к дани, да и покончить на этом. Ибо юг и его чернозёмы были им куда важнее.

А тут ещё в Новгород неожиданно прибыло ливонское посольство, и между ним и Москвой каруселью засновали гонцы, согласовывая единую линию поведения. Вот только вскоре выяснилось, что таким образом магистр просто хотел оттянуть момент вторжения со стороны Руси, дабы иметь резерв времени для решения своих задач.

Слабость позиций Ливонской конфедерации определялась отсутствием эффективной внешней поддержки. Император Карл V, чьим вассалом считался Орден, был занят войной с Францией и противостоянием с турками, из-за чего просто не мог оказать тому действенной помощи. Римская курия, запутавшись в собственных интригах и войнах с соседями, также не могла улучшить его финансовое состояние и укрепить его военный потенциал. Польский король и литовский великий князь Сигизмунд I, после понесённого им разгромного поражения в недавней войне с Русским государством, не только не желал в ближайшее время нового конфликта с ним, но и сам с интересом посматривал на пограничные земли Ливонии, за которые между литвинами и ливонцами шла постоянная борьба. Надежды на шведского короля то же не оправдались. Только что вырвавшийся из-под датского владычества и весь опутанный долгами, Густав Ваза хотя и не испытывал тёплых чувств к русскому царю, но и не желал воевать с ним за чужие интересы, не получив за это достойной компенсации. Каковую Ливония с Ганзой не могли, да и не желали ему предоставлять. А датский король Фредерик I был более заинтересован в борьбе со своим предшественником Кристианом II, чем в новом конфликте на востоке, тем более с Россией, с которой он только что заключил выгодное соглашение.

Но магистр не опустил рук и смог сотворить маленькое чудо. Он уговорил Ганзу открыть Ордену "кредитную линию", и вот уже из ганзейских городов в Ливонию повезли порох, свинец, артиллерию. В Германии активно вербовались кнехты и рейтары. В самой же Ливонии запасали провиант и фураж для войска. Всем вассалам было разослано требование весной явиться на службу и выставить со своих имений положенное количество бойцов.

Ценой больших затрат и усилий Плеттенбергу удалость собрать довольно крупную армию и пока не настала распутица, магистр двинулся в сторону Кокенгаузена, дабы одним ударом покончить с внутренней смутой после чего, объединив страну, общими усилиями уже противостоять угрозе с востока.

Снег пушистыми хлопьями падал на подмороженные болота, голые, побуревшие поля, на башни и стены встречающихся по дороге замков. Февральские метели текли по полям, слепили глаза. Рать шла быстро, выступали затемно, становились на ночлег в сумерках. Ночевали то в дымных избах попутных погостов, то в замках, то в шатрах, в поле, разводя костры. В обозе везли тяжёлые пушки и осадные машины для штурма твердыни мятежного архиепископа. И оттого, что спешили, да и таились по пути, как могли, вышли к городу неожиданно для его обитателей.

Взяв город в осаду, принялись ждать подхода обоза, однако под вечер осаждённые вдруг решились на отчаянную вылазку. Небольшой отряд на свежих конях выскочил из ворот, проскочил-прорубился сквозь отряд кнехтов и скрылся в густеющих сумерках. Поскольку преследование ничего не дало, то магистр решил, что это помчались к русским гонцы от Бланкенфельда, и стал торопить своих инженеров. Воевать зимой ведь умели не только рыцари.

С подходом обоза и установкой тяжёлой артиллерии на позициях, началась бомбардировка города, которая быстро принесла свои плоды: спустя всего четыре дня ливонцам удалось пробить брешь в стене и ворваться внутрь Кокенгаузена. Оставшиеся защитники оставили полыхающие улицы и отошли в хорошо укреплённый замок, в котором ещё две недели продолжали сопротивление. Но даже толстые стены епископского замка не могли долго противостоять тяжёлой осадной артиллерии, и в конце концов его гарнизон сдался.

Вот тут-то и выяснилось, что архиепископ как-то не захотел повторять участь своего предшественника архиепископа рижского Сильвестра Стодевешера, который был так же пленён рыцарями, заточён в замке и там умер в 1479 году. Так что, оставив оборону города на надёжного человека, Бланкенфельд с небольшим отрядом вырвался на простор и помчался к русскому царю за помощью.

Услыхав об этом, Плеттенбергу стало понятно, что так легко, как он надеялся, унять ситуацию уже не выйдет и пора готовиться к большой войне.

А мятежный архиепископ сумел не только выскочить из осаждённого города, но и добраться до русского рубежа, откуда его в тёплых санях, но под конвоем отправили в Москву, где он настойчиво принялся уговаривать Василия Ивановича дать ему войска. Однако новопомазанный царь неожиданно проявил настоящее византийское коварство. Он велел передать архиепископу, что битым фигурам помогать не стоит, а Бланкенфельд, как ни крути, в настоящий момент потерял почти всё и в ливонский делах большой ценности уже не представлял. Ничем, кроме своих титулов. Но что с них русскому царю? А вот если архиепископ принесёт ему от лица себя и своих земель вассальную присягу, то…

Бланкенфельд думал долго. Прикидывал и так, и так, но хорошего для себя решения не находил. Тогда к нему допустили специально вызванного из Пскова Мисюрь-Мунехина, и старый дьяк не подвёл. Ведя с архиепископом долгие разговоры, он сумел убедить того, что стать вассалом русского царя наименьшее из зол. В конце концов, люторова ересь опасна и для православных, так что у них есть как минимум одно общее дело. И не стоит бояться присяги, вон касимовские царевичи сколь уж лет вассалы царя и ничего, живут по своим законам и веры не меняют. И архиепископ сдался.

В апреле 1526 года Иоганн Бланкенфельд в присутствии послов эрцгерцога Австрийского Фердинанда первого в своём имени, графа Леонарда фон Нугарола и барона Герберштейна, принёс вассальную клятву русскому царю. Имперские послы не посмели возражать, так как и без того уже были вовлечены в скандал с царским титулованием, да ещё и один из фаворитов царя, который, как оказалось, был