Журавли летят на запад - Анна Рябинина

Конечно, они дрались с соседскими детьми, падали, царапались, и потом Сунь Ань ходил весь в царапинах, жутко довольный, и еще хвастался ими перед Ван Сун, которая только закатывала глаза, но то были другие синяки – злые, темные, будто кровь клубилась от обиды под кожей и не хотела уходить, а мама Чжоу Ханя много плакала, и глаза у нее были похожи на чернильные кляксы на одежде – мертвые и лишенные желания смотреть вообще. Она улыбнулась им с Чжоу Ханем, но в этой улыбке не было ничего живого.

Хотя вот папа никогда не перечил маме, говорил, что в Тянцзине женщины имеют столько же прав, сколько и мужчины, что если бы мама захотела, она стала бы руководительницей гарнизона, как и Цю Эр с Сы Сань[6].

В тот вечер впервые за много месяцев Сунь Ань побежал к маме обниматься. Она сидела рядом с ним – тихая, серьезная. Печальная – как будто весь мир рыдал за ее спиной.

– Почему мама переживает? – спросил он потом господина Эра.

– Потому что она боится за тебя, – просто ответил тот.

– Но я же дома, что со мной может случиться?

– Дом не всегда означает безопасность, – покачал головой тот.

– А у вас есть жена? – вдруг спросил Сунь Ань. – Вы ее бьете?

Почему-то ему казалось, что у такого человека, как господин Эр, должна быть жена. Сунь Ань плохо разбирался во внешности европейцев, да и в целом во внешности людей. Он думал, что самое главное, чтобы люди улыбались – это делает их красивыми, но господин Эр казался ему молодым и добрым, так что, конечно, у него должна была быть жена.

– Нет, – покачал он головой. – Но если бы и была, я бы никогда ее не бил.

– Почему у вас ее нет?

– Потому что те, кто нравятся, не должны становиться собственностью.

Этот ответ Сунь Ань катал в голове до самого вечера, но так и не понял, что это значило.

Что значит – собственностью? Разве они не все сами по себе? Может быть, во Франции к этому относились иначе? А может ли так быть, что и к детям там относились иначе? Эти вопросы стайкой тревожных птичек крутились у него в голове.

– Но что это значит? – не выдержав, спросил он в итоге у матери. Ему показалось, что такие вопросы стоит задать ей – она умела объяснять странные вещи, не пугая его. Пока господин Эр говорил что-то про собственность, она могла сказать и понятнее.

– Кто тебе это сказал? – Мама встала и подошла к окну. Свет окутал ее прозрачной дымкой – как на иллюстрациях в книжках, с которых давно осыпалась позолота.

– Господин Эр.

– А, – легко, без выражения, ответила она. – Тебе рано о таком думать.

– А меня он тоже считает чьей-то собственностью?

– Не думаю, – она покачала головой. – Знаешь, давай так. Наши императрицы… Хотя, – она задумалась, – так будет сложнее. Помнишь, до ее величеств у нас был другой император[7]?

Сунь Ань помнил плохо, но все же кивнул.

– Кто мы для него?

– Подданные, – легко ответил Сунь Ань.

– Да, – кивнула мама. – Мы подданные, он – Сын Неба и должен заботиться о всех нас. А для женщин мужчины – как императоры. Мужчины считают, что без них женщины не смогут и шага ступить, – она остро усмехнулась. – И что они должны заботиться о нас, как император заботится обо всех живущих в его стране. В его Поднебесной.

– Но мы же не его собственность, – Сунь Ань нахмурился, пытаясь переварить слова матери. Они ворочались в голове с трудом.

– Ты думаешь? – удивилась мама. – Но он может сделать с нами все, что пожелает.

– Ради нашего блага.

Когда он в тот момент посмотрел на маму, он испугался – в ее глазах было что-то горящее обидой и злостью, он не мог понять, откуда это знал, но отчетливо чувствовал – в ее черные глаза остро, как игла, вонзался солнечный свет, и от боли, рожденной в момент удара, рождалось незнакомое ему горькое ощущение. После этого мама фыркнула – так же холодно и насмешливо, как и всегда.

– Вы все так думаете.

Уезжали они летом.

Тогда стояли очень жаркие дни – Сунь Ань помнил это как сейчас. Мама пришла к нему в своем закрытом платье – розовом, нежно розовом с цветочными узорами, и тогда он еще подумал, неужели ей не жарко? Она села рядом с ним и взяла за руки.

– Помнишь, я спрашивала тебе, хочешь ли ты жить в другом месте? – сначала Сунь Ань подумал, что она шутит, но она точно не шутила – так упрямо, обиженно были поджаты ее губы, как будто она злилась сама на себя за то, что решила так поступить.

– Помню, – неуверенно кивнул он.

– Я договорилась с семьей Чжоу Ханя, вы поедете вместе.

Радость всколыхнулась стыдной волной – он был так рад, что останется с Чжоу Ханем, но расстраивало и то, что он так легко обрадовался тому, что придется бросить старый дом.

– Ты тоже поедешь?

– Нет.

С новой волной, как в день шторма на море – они ездили к такому, когда Сунь Ань был совсем маленький, он не помнил ничего, кроме горячего песка и холодной воды – пришел страх.

– Почему?

– Потому что меня не отпустят.

– Кто?

– Ее величества.

Сунь Ань сразу вспомнил тот странный разговор про подданных, но даже сейчас в голове все еще не укладывалось – как его маме, его суровой, сильной, смелой маме кто-то мог что-то запретить?

– Но…

– Господин Эр вернется во Францию и заберет вас с собой, – «Францию» она произнесла по-французски. Это было что-то вроде ее злой шутки – дразнить чужой язык. Она говорила, что кому-то мстит, но Сунь Ань не понимал. Он не понимал слишком много из того, что говорила мама.

– А ты…

– Со мной все будет хорошо. Я буду ждать тебя здесь.

Собирались они недолго – мама отказалась складывать большую часть его вещей и игрушек, оставив только самое необходимое, потом посмотрела на это необходимое и выкинула еще половину. Сунь Ань сидел на горе этих вещей, зарывался босыми пятками в их прохладу и слушал, как шушукаются в коридорах служанки.

– А почему так мало? – спросил он.

– Потому что вам далеко ехать.

– А сколько? – мгновенно заинтересовался он.

– До осени, – неопределенно ответила мама. Может быть, она тоже