Курс на СССР: Переписать жизнь заново! - Тим Волков

— Я не хочу туда поступать, — твердо ответил я.

Тишина.

Отец сделал шаг ближе. Его дыхание было ровным, но я знал — это затишье перед бурей.

— Значит просто не хочешь? — его голос стал тише, но от этого ситуация стала только опаснее. — Ты вообще понимаешь, что говоришь? Ты что, совсем сдурел?

— Понимаю, — я не сводил с него взгляда и готовился к самому страшному.

— Нет, не понимаешь! — прошипел он, тыкая пальцем мне в лицо. — Ты думаешь, я просто так тебя в тот институт толкаю? Это будущее, Сашка! Работа, стабильность! Не хочет он! Это что еще за новости? А куда же ты хочешь, если не секрет?

Я сделал глубокий вдох. Вроде бы он слегка пригасил свою ярость, но я понимал, это просто видимость. В любой момент он взорвется, и тогда его не остановить. Но я решительно стоял на своём.

— На филологический.

Отец замер. Его лицо стало каменным.

— Филологический, — повторил он, будто пробуя это слово на вкус. — Это что еще такое? Какие-то слова изучать? Сказки читать? Пословицы собирать? Кем ты после этого работать собрался?

— Журналистом.

Отец, закатив глаза в потолок, рассмеялся, но голос его был сухим, жестким.

— Журналистом? — он покачал головой, и пошевелил губами, как бы пробуя это слово на вкус — Это в газетку статьи пописывать, что ли? Ты хоть понимаешь, что говоришь? На какие деньги жить будешь?

— Журналисты вполне неплохо зарабатывают…

— Не пори чушь! Я-то думал сын у меня не дурак! А у тебя… совсем мозгов в голове нет! Восемнадцать лет, а в голове ветер! Журналистом!..

Я стиснул зубы.

— Отец, я не хочу, как ты паять схемы!

«Тем более, что уже совсем скоро это уже будет никому не нужно» — мысленно добавил я.

Девяностые растворили почти всех таких умельцев. Самые преданные, конечно, остались, в лавки радиодеталей ушли, продавцами и телевизоры чинить. Мне повезло больше, я на завод устроился. Но я страдал… душой страдал о того, что занимался не тем.

Тишина. Отец побледнел.

— Мать! — неожиданно крикнул он. — Иди сюда!

Из кухни вышла мама, вытирая руки о фартук.

— Что случилось?

— Твой сын, — отец показал на меня дрожащим пальцем, — отказывается поступать в институт! Ты представляешь⁈

Мать удивленно посмотрела на меня, потом на отца.

— Может, пусть сам решит… — тихо сказала она. — Взрослый уже, своя голова на плечах.

— Сам⁈ — закричал отец. — В восемнадцать лет⁈ Да он жизни не видел!

После этой фразы я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться в полный голос. «Ну да, куда там мои шестьдесят лет опыта против его сорока пяти.» И тут же понял, что говорить с отцом надо с позиции взрослого. На равных. Только так он сможет меня услышать.

— Пап, давай спокойно, — начал я, опускаясь на стул напротив него. — Я понимаю твои опасения. Ты хочешь для меня стабильности. Но посмотри на это с другой стороны.

Отец нахмурился, но не перебил.

— Во-первых, — я поднял палец, — мир меняется. Скоро начнётся компьютерная революция. Техника, которую ты ремонтируешь сегодня, через десять лет будет уже в музеях.

— Это что за гадание на кофейной гуще, — фыркнул отец, но в его глазах промелькнул интерес. — Это вам так в школе сейчас говорят? Или ты в каких-то своих книжках вычитал, в фантастике этой?

— Да не перебивай ты! — с упреком сказала мать.

— Нет, не в школе, и не в книгах, — я покачал головой. — Это логика. Вспомни, двадцать лет назад у нас даже телевизоров толком не было. А сейчас? И черно-белые, и цветные. Скоро появятся персональные компьютеры, мобильная связь…

— Какая связь? — не понял отец.

— Телефоны без провода, на аккумуляторных батарейках!

Отец рассмеялся.

— Это как магнитофон «Весна 306» что ли⁈ И как с таким телефоном ходить? Или аккумулятор за спиной, как портфель таскать?

— Во-вторых, — продолжал я, не вступая с ним в спор, — ты же сам говорил: главное, чтобы работа нравилась. Я могу зубрить формулы, но никогда не стану хорошим инженером. А вот в гуманитарной сфере…

— И что, филологом будешь? — перебил отец, но уже без прежней злости. — На какие деньги жить?

— Я подумывал о журналистике, — осторожно сказал я. — Мне это интересно. А насчет денег… не переживай, они будут.

— Будут! — буркнул тот. — Опасно это, неужели не понимаешь? Начнешь про партию писать, да если что не так… Знаю я вашу молодость лихую, начинаете вольнодумством разным заниматься, а потом…

— Я буду писать о культуре, спорте, — быстро сказал я. — Обычные репортажи. Никакой политики.

Мать вдруг положила руку на плечо отца.

— Матвей, может, и правда пусть попробует? — тихо сказала она. — Если не получится, всегда сможет перевестись.

Отец тяжело вздохнул. Я видел, как он борется между желанием контролировать мою жизнь и пониманием, что я уже не ребенок.

— Хочешь быть журналистом? Хорошо. Я дам тебе шанс. — Отец сделал паузу для эффекта. — Но с уговором. Докажи, что действительно этого хочешь. До конца августа ты устраиваешься в газету и публикуешь там статью. Под своим именем. Если получится, больше не буду тебе перечить. Поступай как знаешь. Но если не получится, не устроишься и не будет статьи, идешь в радиотехнический и даже не пикнешь. И это не обсуждается!

Мать горько усмехнулась, отводя взгляд. Она знала, в нашей провинции устроиться в газету за месяц практически невозможно, особенно восемнадцатилетнему парню без связей и опыта. Отец сделал хитрый ход, вроде бы и разрешил, но с невыполнимым условием.

Однако, я не намерен сдаваться. Время покажет, кто из нас прав. А сейчас этот компромисс — шанс погасить так и не начавшийся скандал.

— Договорились, — твердо, с улыбкой сказал я, глядя отцу в глаза. — До первого сентября у тебя в руках будет газета с моей статьёй. В «Заре». Под моей фамилией.

Отец на мгновение опешил. Он явно не ожидал такого уверенного ответа. Потом кивнул:

— Посмотрим, — кивнул он. — И запомни, никаких поблажек. Ни моих,