Курс на СССР: Переписать жизнь заново! - Тим Волков

второй, наверное, мне ровесник — круглолицый, с наглой ухмылкой. В клешах, надо же! Наверное, недавно из деревни. Ну, еще крутилась рядом парочка шакалят лет по четырнадцати.

— Так как насчет закурить?

Грамотно подвалили. Старший — впереди, за ним круглолицый, а по флангам — мелкота. Мелкота мелкотой, но и от них можно было ждать чего угодно.

— Не курю!

Я сжал кулаки и приготовился к драке, понимая, что ее уже не избежать. Ничего! Как-нибудь выкручусь, случаи бывали… А вот Наташе бы лучше уйти и как можно быстрее! Девчонка красивая… слишком…

— Наташа, беги!

— Э-э, как это беги, красавица? — подскочив, круглолицый схватил Наташу за руку.

— Цепочку подари! — сунув руку в карман, недобро прищурился главарь. Узколицый, патлатый, с редкими пошлыми усиками.

— И еще — часики. А какие у нас часики? «Заря», да?

Остальные глумливо рассмеялись.

— Зря смеетесь! — неожиданно громко бросила Наталья. — Ваше противоправное деяние, дорогие мои, именуется грабежом! Статья сто сорок четвертая У-Ка!

— Че-го?

— Уголовного Кодекса! — охотно пояснила Наташа.

Ну, отчаянная же девчонка, ага!

— Грабеж, совершенный организованной группой… От четырех до десяти лет! Кто хочет? Я могу быстро организовать вам.

Парни застыли.

Круглолицый от неожиданности выпустил Наташину руку.

— Что, испугались? Тоже мне, кореша!

Мерзко щурясь, патлатый главарь резко вытянул руку, намереваясь сорвать с Натальи цепочку.

Ну, тут уж я ждать не стал!

Кулак словно сам собой рванулся к скуле этого чертова гада. Гад, правда, уклонился — удар пришелся вскользь!

— Ах та-ак? Бейте его, парни!

— Помните о статье! — закричала Наташа. — Кто тут в тюрьму захотел? Десять лет! С конфискацией!

— И в тюрьмах люди живут!

Главарь двинул мне поддых… Ах-х… Не очень-то хорошо… Тут еще и эти, недопески… Но меня просто так не возьмешь! Лови крюка — с левой прямо в челюсть! Подонок аж чавкнул и расстелился на асфальте. Но подскочили дружки. Толпой! Вот ведь сволочи! Навалилась.

И тут…

Один недопесок вдруг, скуля, отлетел в сторону… второй… Круглолицый схватился за печень…

Кто-то вступился, ну, надо же!

Я скосил глаза…

Гребенюк!

Он-то как здесь? Откуда? Надо же, не побоялся! Ну, так он же… Ну да, боксер…

Я тоже пришел в себя, тоже кому-то двинул.

И патлатого в скулу таки достал! Н-на! Получи, фашист, гранату.

Встретив недюжинный отпор, враг ретировался со сверхсвистовой скоростью.

— Ничего, еще посчитаемся! — выкрикнул из темноты главарь.

— Давай, давай! — продув на кулаки, Гребенюк презрительно хмыкнул. — Хук слева получил уже… Получишь и справа. И апперкот!

— Спасибо, сосед! Вовремя ты…

Ну, а что еще я мог сейчас сказать? Тем более, испытывал к Сереге самую искреннюю благодарность. Да и… пока-то он никой не гад, не особо опасный бандит, а просто сосед и, похоже, хороший парень.

— А я вас в кино видел, — пригладив волосы, улыбнулся Гребенюк. — Тоже ходил. Сам, один… Ну, шел мимо, смотрю — классный фильм! Тебя, Саня, увидел — хотел сразу нагнать, да задержался. Знакомых встретил. А потом пока еще сообразил, куда вы деться могли…

Я тоже улыбнулся в ответ:

— Ты, вообще-то вовремя! Это вот — Наташа…

— Очень приятно. Сергей.

— Сергей, вы боксер?

— Занимался когда-то, — явно смутился спаситель. — Так, первый юношеский имею…

Вообще, он был неплохо прикинут, этот Серега Гребенюк… бывший боксер… и будущий бандитский лидер. Итальянские джинсы «Риорда», индийский батник… кажется, «Милтонс»… ну да… Уже работает? Или богатые предки? Ну да, магнитофон же еще у него — «Весна-306»… Крутой!

Дальше пошли втроем. Болтали, смеялись, вспоминали фильм…

— А как он ей!

— А кровать к трактору!

— А на заправке!

Наташа и впрямь жила неподалеку, почти сразу за садиком. Прощаясь, девушка подняла голову:

— О, у деда свет горит! Телек, наверное, сморит. «Принц Флоризель» сегодня… Ну, что, ребята, пока! Саш, ты заходи, звони… Сережа! Рада знакомству… И… спасибо еще раз. Ты прямо герой!

— Ну, уж так-то…

Гребенюк явно смутился.

Домой добрались на трамвае, хотели поседеть у подъезда на лавочке, поболтать, да там уже было занято — бабуси! Ну, так время-то еще детское — полдесятого.

Малолетки гоняли под фонарем мяч. Чуть подальше, в песочнице, играли в карты.

— По червям!

— Ага!

— А вот мы — вальтом! Вот вам!

— А чего вы мигаетесь-то?

— Да кто мигался?

Футболисты тоже не отставали:

— Пас давай! Пас!

— Слева заходи, слева!

— Да бей ты уже!

— Мази-и-ила!

От соседнего подъезда доносились звуки гитары и чей-то приглушенный баритон:

Вот! Новый поворот…

И мотор ревет…

С балконов уже кричали матери:

— Лешка, живо домой!

— Коля! Я кому сказала?

— Лешка, да где тебя носит?

— Мам, ну, немножечко!

— Я те дам — немножечко! Живо домой, сказала! Поздно уже.

— Может, ко мне? — вдруг предложил Серега.

Я было хотел согласиться… но, обернулся на наш балкон. Плечистая фигура в спортивном костюме, красный огонек сигареты… Отец!

Ага! Заметил! Помахал рукой…

— Александр! Давай уже, поднимайся. Разговор к тебе есть… серьезный.

— Батя? — Гребенюк передернул плечами. — Суров! А что, разговор-то… Доставать будет? Есть, за что?

— Да так… Про экзамены все время напоминает. В эту чертову технолагу, чтоб ее… Так что к тебе уж в следующий раз.

— Заметано! Держи пять!

Глава 4

Стараясь не скрипеть дверью, я прокрался в квартиру. Отец стоял посреди коридора, скрестив руки на груди. Ждал. В его взгляде читалось то самое выражение недовольства, смешанное с усталостью.

— Ну что, гулял? — спросил он, и в голосе прозвучало отнюдь не любопытство, а желание поскорее начать разбор полётов.

— Да, — кротко ответил я, снимая сандалии.

— С кем?

— С Наташей.

— С какой ещё Наташей?

— Новая знакомая.

Он хмыкнул, будто это было очередной провинностью.

— А институт? — жестко добавил он, распаляясь и поджимая губы. — Документы подал?

Мне показалось, что время остановилось. Воздух в комнате стал густым. Этот разговор должен был состояться, рано или поздно. Не хотелось, конечно, портить такой прекрасный вечер, но это неизбежно. Если уж появился шанс изменить свою жизнь, то я это сделаю.

— Нет, — спокойно, но твердо ответил я, глядя прямо в глаза начинающему приходить в ярость отцу

— Почему? — он