Очень странные миры - Евгений Иванович Филенко

обустроить каждому гостю приемлемую среду обитания, не то тектоны и сами с этим как-то управлялись… Известно, что аморфанты, к примеру, в таких вопросах были неприхотливы. Что же до богомола, то его генезис и особенности метаболизма оставались для Кратова загадкой, но побочной, мало будоражившей воображение, ибо все внимание было приковано к черной мохнатой фигуре элуроморфа.

Должно быть, потрясение сильно помогло Кратову совладать с первой волной «дыхания тектонов». А может быть, древний и мудрый конструкт Агьяхаттагль-Адарвакха счел, что незачем этому смятенному теплокровному юнцу новые тягостные ощущения.

– Здравствуй, брат, – прозвучал голос, слишком правильный, слишком резкий, слишком бесцветный… слишком знакомый.

Как будто не было всех лет, что отделяли их первую встречу на Сфазисе от нынешней, в Призрачном Мире.

– Войди в наш круг, как равный, – сказал тектон Горный Гребень.

7

Внутренне холодея, на неверных ногах Кратов приблизился к белому камню. И действительно, там оставалось место еще для одного. Круг был очерчен, но не завершен… Затаив дыхание, он занял свое место и только тогда поднял взгляд на тектонов. Как равный.

Все его существо наполнилось новым, никогда прежде не испытанным ощущением. Трудно было описать это словами.

Он, человек из плоти, притом на две трети состоящий из жидкости, то есть структура весьма хрупкая и уязвимая, вдруг обрел внечувственную связь с этими бронированными монстрами, больше похожими на передвижные дредноуты, с закованным в хитин насекомым-титаном и с огромным черным котом, которому больше впору охотиться на динозавров, нежели управлять галактическими процессами. То, как они выглядели, насколько были велики, как долго их раса шла, ползла или неслась вприпрыжку по эволюционному пути, здесь не имело значения. Его сознание включилось в общее интеллектуальное пространство, стало его частицей, простым атомом. Но здесь все сознания были атомами, то есть на равных.

Круг замкнулся.

Кратов чувствовал, как кипящий поток эмоций подхватывает его, будто щепку, и уносит навстречу необозримому, безмятежному, спокойному океану Единого Разума Галактики. Навстречу великой и прекрасной сказке, о которой многие говорили, не до конца вникая в ее смысл, а еще большее число вообще в нее не верило. Между тем она существовала, она была реальна, и он только что окунулся в нее с головой.

Он оказался связан со всеми тектонами этого мира. Стал одним из них.

Молодым аморфантом был Горный Гребень, давний знакомый, когда-то называвший Кратова братом.

Древний аморфант носил имя Колючий Снег Пустых Вершин, и это имя было хорошо известно Кратову еще по Сфазису.

Зеленого инсектоида звали Идеальный Смерч, а элуроморфа – Ночной Ветер. Несмотря на статус реликта, Ночной Ветер был самым юным в этой компании, практически неофитом.

Кратов не слышал чужих мыслей, да если бы и слышал, какой в том был толк, разве смог бы он понять, о чем размышляет в минуты уединения монохордовый аморфант, каковы мечты зеленого инсектоида и что снится реликтовому элуроморфу! Взамен он приобрел способность воспринимать иное: высшие смыслы, вселенские устремления, универсальную этику. То, что превыше химического состава, обмена веществ и эволюционного шлейфа. Что стало фундаментом Единого Разума Галактики, на чем зиждется недостроенное Братство. Все, что разъединяет, было отринуто за ненужностью и малой ценностью. Осталось лишь то, что объединяет.

Следующей волной нахлынуло «чувство мира». То свойство тектонов, которое делало их всеведущими. Он мог получить информацию из любого уголка Галактики. Стоило лишь сосредоточиться и выбрать. В тот же миг в экзометрии вскрывались тончайшие, практически неосязаемые каналы, по которым перемещались информационные пакеты высокой плотности со скоростью невообразимой, быстрее света, быстрее гравитационных взаимодействий, быстрее самого быстрого экзометрального корабля. Кратов не успел опустить внутренние заслонки, защититься от этой волны, и ему перепало по полной.

Он провалился в Галактику, словно в омут.

Ему понадобилось усилие, чтобы не воскликнуть, подобно герою классического кинофильма: «Боже, здесь полно звезд!»

Это были не только звезды.

Облака мелкой пыли, заблудившиеся в пустоте кометы, скопления бесформенных каменных обломков, бестелесные нуль-потоки, гравитационный прибой, планеты-сироты и пропасть разной космической всячины, которой он даже не знал названия. Какие-то двумерные структуры, прозрачные, в прожилках, словно стрекозиные крылья. Или, наоборот, собранные из осколков мутного цветного стекла в беспорядочную и бесконечную мозаику. Струи ярко окрашенного газа, свивающиеся в винтажные плюмажи или страусиные хвосты. Ребристые самосветящиеся колодцы без начала и без дна. Простые, безыскусные полотнища черного неба без единого вкрапления.

Но в большинстве своем все же звезды. Всех видов, размеров, кратностей и спектральных классов.

Со звездами, по крайней мере, все было понятно.

…Звездный тандем – белый карлик и красный гигант. Не так чтобы лед и пламя, но близко к этому. Эту парочку разделяет плоский и разреженный, словно веревочная лестница над пропастью, пояс астероидов. Не очень понятно, вращается ли он вокруг центра гравитационных взаимодействий всей системы по своей независимой орбите или висит в нерушимом равновесии, что само по себе удивительно. Но во стократ удивительнее планета, большая, не уступающая в размерах Земле и вполне сформировавшаяся, что уютно пристроилась среди дрейфующей в пространстве каменной мелочи. Это углеродная планета в самой редкой своей модификации. Поверхность ее почти целиком покрыта полями алмазных кристаллов, что вспыхивают мириадами искр в лучах двух солнц, превращая солидное небесное тело в подобие елочной игрушки, которую выронил из прохудившегося мешка по пути на галактическую вечеринку вселенский Дед-Мороз. Быть может, поэтому звездная система называется Нативидад – Рождество; планета же собственным именем не обзавелась, а лишь цифровым индексом. И в самом деле: ничего примечательного в ней не было, ни биосферы, ни редких минералов, одни только алмазы… но кого нынче удивишь алмазами, да еще не лучшего качества? И вот еще что: зачем ему нужно было знать о звездной системе Нативидад?..

…Астрархи, сразу много астрархов в одном месте. Он насчитал пять звеньев и сбился. «Чувство мира» не запозднилось с подсказкой: восемь звеньев по восемь астрархов. Похоже, астрархи неровно дышали к восьмеричной арифметике… В его мозгу магниевыми вспышками начали одно за другим высвечиваться их имена: Млечный Путь… Дикая Комета… Демон Радуги… Это были избыточные сведения, и едва только он подумал об этом, как вспышки прекратились. Зачем они здесь? Что привлекло их внимание? Он тотчас же получил ответ: сидерическая коллизия, столкновение двух звезд. Поскольку это происходило далеко за пределами Ядра, то выглядело редким феноменом. Обе звездные системы были обозначены пространными индексами, которые Кратову ни о чем не говорили, в Каталоге перспективных исследований Брэндивайна-Грумбриджа не упоминались, зато пребывали под неусыпным контролем буквально с того момента, как астрархи занялись благоустройством