Системный Кузнец. Трилогия - Ярослав Мечников

Кухнец тяжело вздохнул, втягивая сырой воздух кузницы, и этот вздох прозвучал как стон. Плечи, до этого напряжённые и готовые к бою, опустились. Затем он едва заметно кивнул.

— Делай, — прохрипел. — Оплату мастерам я занесу.

Помолчал несколько секунд, а потом добавил, не глядя на меня:

— Если с ковкой помощь понадобится — позовёшь. Главное, металл не испорти.

После этих слов он с кряхтением поднялся на ноги, отряхнул штаны от пыли и, не снимая фартука, побрёл прочь из кузницы, на улицу, где уже чувствовалось холодное дыхание приближающейся осени.

«Скоро холода», — мелькнула мысль.

Я остался один в тишине, и победа, которой добился, стала горькой на вкус. Старик не просто ушёл, а сбежал как раненый зверь, уходящий в берлогу зализать раны.

И снова, как в тот день, когда оплевали его мечи, в груди появилось то же чувство. Простая жалость к человеку, что в первый же день пытался меня утопить.

Странная штука — жизнь.

Поднялся на ноги. С минуту стоял, стараясь отойти от этого напряженного и очень непросто разговора. Победа над упрямством Гуннара шокировала, но нужно думать о насущном. Ещё раз окинул взглядом место, где встанут новые мехи, и постарадся переключить на главную проблему — деньги. Вернее на то, где их прятать.

Пятьсот шестьдесят медяков выжигали дыру в мешке и в мыслях. Воровство в Оплоте, конечно, каралось изгнанием, но все знали, что это не останавливает отчаявшихся. Особенно, когда речь о бесправном сироте, который вдруг необъяснимо разбогател. Оставлять деньги в дырявой лачуге, которая даже не запиралась, было чистым безумием.

Зарыть их? Не вариант. У меня даже лопаты не было, да и каждый раз раскапывать тайник — неудобно и рискованно. Значит, нужно найти тайник здесь, в кузнице. Место, куда Гуннар точно не сунется. Рискованно, да, но временно сойдёт — пока не выкую для своей лачуги настоящий замок.

Взгляд упал на старый верстак. Подошёл, отодвинул тяжёлый ящик с ржавым хламом и обнаружил за ним то, что искал — глубокую расщелину в глиняной стене у самого пола. Примерился. Мешок с монетами, туго скрученный, с трудом, но протиснулся внутрь. Скрепя сердце задвинул ящик на место. Оставлять здесь весь свой капитал, заработанный потом и кровью, было тревожно, но выбора нет.

Желудок свело от голода. Гуннар снова ушёл, забыв или не пожелав оставить еды. Раньше я бы просто терпел, ожидая его милости, но не сейчас. Шахта научила простой истине: если тебе что-то нужно, ты либо берёшь это сам, либо требуешь. Я понял, что даже с кузнецом можно и нужно говорить — больше отмалчиваться не собирался.

Но вместо того, чтобы идти искать его, меня посетила другая идея — впервые в жизни этого тела захотелось поесть в таверне. Не просто набить желудок, а сделать первый шаг в мир людей. Осмотреться, понять, кто есть кто, кто здесь сидит, о чём говорит, может, даже завести полезное знакомство.

Снова вытащил мешок, отсчитал пять медяков и сунул их в карман штанов. Ощущение твёрдых кругляшков было приятным. Убрав тайник на место, вышел из кузницы. Прохладный ветер ударил в лицо, приятно холодя кожу. Закрыл за собой тяжёлую дверь и, чувствуя в кармане вес денег, зашагал вверх по улице.

Подъём в гору был лёгким, почти незаметным. Прошёл мимо женщин, стиравших бельё в деревянных корытах прямо на улице, мимо визжащей ребятни, гонявшейся друг за другом в попытках дать поджопник, мимо наглых кур, бросавшихся под ноги. Наверху холма, возле дома старосты, на главной площади оплота я увидел построение ополченцев. Около двух десятков мужчин стояли молча, переминаясь с ноги на ногу, на них были кожаные, явно поношенные от времени доспехи, шлемы не по размеру, и длинные деревянные копья с металлическими наконечниками. Деревня готовилась к худшему.

И вот, наконец, добрался до цели — длинного дома из толстых брёвен. Таверна «Хромой Вепрь», из-за закрытой двери которой доносился негромкий гул голосов — до вечерней попойки было ещё далеко.

На мгновение замер, собираясь с духом. Для Кая это место было запретной территорией, для меня же — новым фронтом. Осторожно потянул на себя тяжёлую, окованную железом дверь и заглянул внутрь.

В нос ударил густой запах — смесь пролитого эля, кисловатого аромата мокрого дерева, дыма от очага, жареного лука и чего-то мясного. Внутри царил полумрак. Свет пробивался лишь через два маленьких, затянутых бычьим пузырём окна и падал на сколоченные из досок столы. Воздух был плотным от дыма, который поднимался от большого очага в дальнем конце зала к закопчённому потолку.

За одним столом, в тени, сидели два мрачных охотника, методично правившие ножи на точильных брусках. Лица незнакомы, но по одежде и телосложению нетрудно было догадаться, что это воины. У самого окна узнал плотника Свена — тот сидел с парой своих помощников, громко хохоча над какой-то шуткой и стуча кружкой по столу.

У массивной стойки, ссутулившись, стоял костлявый мужик. Узнал его — Финн Хромой. Воспоминания Кая подсказали, что тот был одним из лучших охотников в отряде отца, его верным товарищем. Но несколько лет назад, во время вылазки в предгорья, его ногу покалечил Медведь-скалолом. Охотник выжил, но с тех пор хромал и больше не мог ходить в дальние походы. Его слава угасла, и теперь мужчина проводил большую часть времени здесь, молча глядя в кружку с дешёвым пивом.

А за самой стойкой, протирая поверхность тряпкой, стояла хозяйка заведения — Фрида. Память Кая подсказала: вдова, чей муж-трактирщик погиб в пьяной драке много лет назад. Женщина не сломалась, а взяла дело в свои сильные руки. Властная и широкоплечая с тяжёлым взглядом, которая одним кивком могла заставить замолчать самого буйного дровосека. Дети в деревне боялись её больше, чем лесных духов.

Тяжёлая дверь за мной закрылась. На мгновение все разговоры в таверне стихли. Несколько пар глаз обернулись к входу, чтобы посмотреть, кого принесло.

Когда увидели меня, атмосфера тут же изменилась. Мрачные охотники в углу, до того поглощённые своими клинками, подняли головы, и их лица синхронно окаменели. Фрида прекратила протирать стойку и, по-мужицки шмыгнув носом, уставилась на меня изучающим взглядом. Даже весёлый смех за столом Свена оборвался, его подмастерья тут же о чём-то зашептались, бросая косые взгляды. Лишь лицо Финна Хромого у стойки осталось непроницаемым.

Почувствовал себя рыбой, которую выбросили на сушу. Десяток глаз буравили меня, оценивая. Нужно не забывать: они видели не взрослого мужика, а Кая — «паршивца