Янтарная гавань - Виолетта Орлова

Здесь было гораздо теплее, чем в Полидексе, и тем паче в Беру. Довольно высокая температура воды создавала в городе уникальный микроклимат, который особенно приходился по нраву приезжим.

Что же из себя представлял Гераклион? Можно ли было его полюбить, раз увидев? Впрочем, путнику, впервые сюда попавшему, город сперва показывался скорее не с визуальной, а больше с обонятельной стороны, если так позволительно выразиться. Солено-острый запах рыбы сразу же приветствовал гостя, сражая его наповал разнообразием оттенков: от дымно-копченого терпуга и аппетитной жареной барабули, обваленной в муке, до тухлого смрада окоченелых рыбных голов, нередко появлявшихся на улицах города. Если только кому интересно было узнать, как пахнет море, то ему непременно следовало бы побывать в Гераклионе.

Дома в этих краях строили из белой глины, чтобы в жаркий оюнь солнце не так нагревало стены; двускатные крыши же обычно с целью теплоизоляции покрывались сушеными водорослями, а поверх застилались рыболовными снастями, которые почти наполовину свисали с крыш, закрывая окна, подобно москитной сетке. Все строения были по своей форме прямоугольные и длинные, ибо гераклионцы предпочитали жить со своим скотом; в одной части дома размещались животные, в другой – люди. Естественное удобрение вкупе с перегнившими водорослями также добавляло всеобщему запаху определенный колорит, который ни с чем было не спутать.

Многие дома выглядели очень нарядно за счет прекрасных морских ракушек, которые сплошь покрывали стены. Дороги также были повсеместно посыпаны мелким ракушечником либо же разноцветной галькой, которая приятно шуршала при ходьбе; поэтому, в особенно многолюдные часы, приезжим могло показаться, что это волны шумят в самом сердце города. Если в Мире чудес различия между сословиями вырисовывались особенно ярко, то в Гераклионе вопрос неравенства не стоял вообще, ибо все жители были в одинаковой степени бедны.

Здесь успешно реализовалась модель общества, когда все, что имелось в городе, как бы находилось во владении каждого. Любой гераклионец мог хвастливо заявить, что ему принадлежит весь город, и никто не посмел бы оспорить эти его беззастенчивые притязания. Дома здесь были открыты для всех (туда не впускали лишь, разумеется, чужаков), торговли не существовало практически и вовсе (разве только для приезжих), люди питались тем, что они добывали в море. Если улов оказывался неудачным, то семья нещадно голодала.

В Гераклионе сложно и даже почти невозможно было встретить незнакомых людей; каждый приходился другому соседом, другом, кумом или сватом. Впрочем, в определенное время года сюда наведывались важные жители столицы либо студенты, чтобы насладиться чудесным морским климатом; но, надо отметить, долго они тут не задерживались, ибо здешний край не предполагал никаких удобств для приезжих.

В этот раз ребята мучительно долго летели на единорогах, поэтому прибыли в Гераклион уже к позднему вечеру. Шатаясь после длительного сидения, совершенно одуревшие от утомительной поездки, страдающие от многочисленных травм и порезов, отважные путники еле выбрались из путевой кареты.

Сразу в нос им ударил жуткий рыбный запах, напоминавший тот, что исходит обычно от селедочного рассола. Диану начало сильно мутить. Всю дорогу бедная девушка мучилась лихорадкой, которую, по всей видимости, спровоцировали ожоги. Артур, как мог, ухаживал за ней, каждый раз с волнением всматриваясь в ее бледное лицо и темно-серые глаза, которые во время нежданной болезни приобрели какой-то особенно глубокий цвет. Впрочем, надо отдать ей должное: терпеливая девушка ни разу не посмела пожаловаться на свое ослабленное состояние или высказать недовольство по поводу долгого пути, хоть ее проницательный друг, разумеется, прекрасно понимал, что ей плохо до дурноты. Артур сам заботливо смазывал девушке руки кагилуанскими мазями, однако, эффекта от них пока, увы, не наблюдалось. Юноша мечтал поскорее прибыть в Гераклион и устроиться где-нибудь на ночевку, чтобы его измученные друзья смогли, наконец, передохнуть.

Но здесь отважные путешественники столкнулись с первой существенной проблемой. Когда единороги со своей драгоценной ношей приземлились в самом центре портового города, выяснилось, что он абсолютно мертв, тих и неподвижен. Темные, вонючие от водорослей дома, наглухо закрытые, не менее темные улицы, где не имелось ни одного фонаря, ни одного прохожего, словно всех жителей в одночасье смыло прибоем! Куда идти и где искать ночлег? Необходимо, конечно, было найти постоялый двор, но у кого спросить?

Все эти вопросы всецело занимали голову руководителя маленького отряда; Артур был в настоящий момент почти единственным из их компании, способным трезво рассуждать. Кирим и Тод, конечно, тоже чувствовали себя неплохо, однако они слабо представляли, что следует предпринять и куда идти, целиком предоставив Артуру свободу действия. В настоящий момент они были подобны щепам, готовым плыть, повинуясь руководящей силе течения. Остальные ребята и вовсе едва волочили ноги от усталости.

С грустным видом проводив единорогов, неприкаянные путники поплелись вперед по темным улицам, освещенным лишь луной. То тут, то там на их пути появлялись громоздкие дома, напоминавшие уродливые подводные глыбы, морская галька скользила под ногами, усложняя им продвижение, а всевозможные рыбные запахи проникали в легкие, вызывая рвотные рефлексы.

– Тод, будь рядом с Дианой. Я пойду вперед, чтобы найти нечто похожее на гостиницу, – отрывисто приказал Артур Тоду. Интересное дело, но впервые за то долгое время, что они шли вместе, в звонком, еще мальчишеском голосе руководителя послышались суровые и повелительные нотки. Гордый беруанец, вероятно, почувствовал эти изменения, ибо он насмешливо вздернул подбородок, точно норовистый конь, не желающий подчиняться дрессировщику.

– Разумеется, я ее не оставлю, – не без язвительности ответил он.

Артур кивнул.

– Отлично. Идите, как можете, в своем ритме, не надо за мной бежать, – с этими словами юноша развернулся и быстро зашагал по шуршащей улице. Ему казалось, что он не идет, а плывет вперед, ведомый скрытым внутренним течением. С отчаянием он оглядывался по сторонам, надеясь встретить хоть какой-нибудь приют на своем пути. Внезапно он почувствовал на своем плече чью-то руку.

– Арч… – тихо сказал ему Тин. – Тилли тоже не может идти.

Артур резко оглянулся. Тиллита и впрямь сильно отставала от остальных, ибо едва могла наступать на пострадавшую ногу.

– Кирим! – позвал он армута, который тоже чувствовал себя довольно сносно.

– Да?

– Помоги Тилли, она еле идет, – попросил Артур друга. Кирим резко вскинул голову.

– Она же как-то идет, разве нет? – армут криво усмехнулся, блеснув зубами в темноте. Здесь надо пояснить, что во время полета на единорогах Тилли и Кирим все время спорили из-за всяких пустяков. Юноша уже, кажется, запамятовал, что армутка однажды спасла ему жизнь, а та, в свою очередь, частенько по привычке обращалась к нему довольно капризным, почти повелительным тоном, словно забыв, что он уже давно