Заброшка - Эра Думер

истеричный смех. – Ты сказал, что лиах – зло, потому что такова их природа, а ты – добро, потому что спасаешь ребенка, так выходит это ты, мать твою, делишь мир на черное и белое! И я, я, – судорожно колотил себя в грудь, – опять на белой стороне! Белый Вейнит опять играет белыми фигурами, а я не хочу ходить первым и вообще ходить, но мир упорно продолжает лепить из меня тирана!

– Не держи в себе, если скопилось, Янус. – Тот Джехути оставался предельно спокоен. Он опустил крылья и позволил мечу ткнуться в себя. – Но ответь: ты действительно сможешь взвалить бремя зла на себя?

Я смотрел на мастера сквозь пелену злых слез. Губы дергались, чтобы я что-то сказал, но я иссяк и не смог поймать мысль из стаи вырвавшихся на волю клише.

Посмотрел на трупик личинки, что вила из меня веревки, преследуя лишь инстинкт паразита. Бремя зла, да?..

Да гори оно все синим пламенем Хаоса.

* * *

– Срочно неси вязки! Любые веревки! – скомандовал Чернобог.

Я натянулась до предела, и нити восприятия реальности оборвались. То, что творилось вокруг, повергло меня в ступор – в ушах комьями ваты забивались звуки, словно меня контузило. Можно было разобрать, как стучит кровь в висках, а нутро тошнотворно сжимается от каждого импульса. А еще – вопль, плач, смех и звуки борьбы.

Не получив ответа, воевода прикрикнул:

– Вера! Не стой столбом!

Сорвавшись, я бегло осмотрела кабинет и два раза увидела страшную картину: Ян вырывался из рук Чернобога с ножом. Его пальцы были исколоты до крови, часть капала с острия холодного оружия. Он стонал, причитал, проклинал и общался с невидимыми сущностями.

Взор Яна был помутнен, как у наркомана, которого крутила милиция. Он воспринимал Кощея как тиски, от которых силился избавиться и всадить нож себе в руку. Ян мог бы повредить сухожилия и лишить себя пальцев. Один из них – со знаком Порядка – безумец проткнул почти насквозь.

– Знаки! Они ползают! Ползают по мне! – ломаясь на верхних нотах, крики будущего мужа резали мою душу. – Вы всадили их мне под кожу – они щекочут меня, они бегают под кожей! Я сейчас… – Ян дрыгался всем телом, вкладывая в рывки всю сверхъестественную мощь, на которую был способен сумасшедший человек – Чернобог переставал справляться. – Я вырежу их!

Его взгляд остановился, словно он разглядел чудовище в темноте. Глаза Яна распахнулись, лицо покрылось смертельной бледностью, а рот исказился в застрявшем крике. Дрожа, он посмотрел на правое плечо, проехался взором по руке, посмотрел на ногу и, подпрыгнув, словно щиколотку обвила ядовитая змея, принялся колотиться с утроенной силой:

– Они по всему моему телу! Они жгут! Сжигают меня заживо! Я горю!

– Вера! – заорал, перебивая истеричный вопль, Кощей. – Веревки! Ве-рев-ки!

Я бросилась к портьере, будто всегда знала, где искать необходимое. Сорвав подхваты – плотные золотые шнурки, – сунула дрожащими руками Чернобогу, боясь взглянуть на обезумевшего Яна.

Воевода, жмурясь от визгливого смеха, приложил руку царя о стену – от удара она потеряла нож. Он отшвырнул его ногой под стол. Затем потащил Яна на лектус, но тот все орал про то, что его похищают, и я испугалась, что к нам ворвется стража. Я взяла стул и подперла им дверь.

– Вы подсадили мне знаки! – орал до надсады Ян. – Вы хотите, чтобы я забыл про апокатастасис!

О чем он?

Не важно. О боже, все не важно! Что я натворила? Дайес Лебье был прав – вмешавшись в память антидемиурга, мы только приблизили галлюцинации. За этим последует четвертая фаза – судороги, а после…

Первый транс.

Чернобог управлялся с Яном – я смотрела на это, зажимая рот, чтобы не сорваться в рыдания. Воевода произвел подсечку, и царь согнул колени, чем и воспользовался Кощей. Он завалил его на кушетку и крепко связал по рукам и ногам.

С тяжелым дыханием, Чернобог отошел и осмотрел результат трудов. Пот стекал с шеи и волос – ему пришлось не просто.

– Это я виновата, – тихо заметила, – ты был прав.

Я пусто глядела на ослабевшие дергания Яна. Кощей натужно простонал, держа пальцы у виска:

– Проклятье. Не выходит. Пытаюсь проникнуть в его разум, чтобы успокоить и усыпить, но его сознание будто разбито на микроскопические осколки.

– Поиск покоя… Как там… – бормотал Ян, дергая конечностями – я беспокоилась за крепость узлов. – Поиск покоя… нет, не так. Поиск пустоты – это поиск покоя. Пустота. Пустота. Пустота, она заберет меня. Я хочу умереть. Нет, Янус, нельзя! Нельзя! Ты еще не отомстил им, – царь безумно посмеялся, – Сатурна ты уже прирезал, и… нет! – словно ведя диалог сам с собой, Ян изменился в лице, как второй собеседник. – Нет! Я не резал… О да, – протянуло с кровожадной улыбкой «первое лицо» Януса, – да, да, мой дорогой, это сделал ты, потому что посмотрел в будущее и узнал, что тебя предадут. Ты убий… молчи! Заткнись, тварь! Я не хочу тебя слушать! А ты послушай… ты убил Сатурна, но он оказался Хранителем, получается, мы с тобой в ловушке демиурга. В ловушке Джа-и. Ты помнишь Джа-и? – «Второй» пискнул. – А я помню. Ты и его убил.

Ян зарыдал и засмеялся, выгибаясь в спине. Я прикрыла глаза.

– Что же нам теперь делать? – без надежды спросила я.

– Ждать судорог и комы. Они скоро начнутся, – отрезал Кощей.

– Нет! – я ударила воеводу по плечу. Затем заколотила кулаками по груди. – Нет! Нет, мы должны что-то…

Меня осенило. Я запустила руку под тунику и сняла брошь. Показала магическую вещицу Чернобогу:

– Мы можем спасти его.

Дверь едва ли не слетела с петель. Меня сбили с ног ликторы, и вошла Фурина. Рухнув на пол, выронила брошь, она прикатилась аккурат к ногам богини. Под мои возмущения Фурина подняла цветок и холодно посмотрела на меня.

– Прошу! Яну он нужен! – дернулась я, но ликтор сильно прижимал меня к полу.

– Прости, ничего личного, – ответила богиня. – Но я спасу свою сестру.

Фурина закрыла и открыла дверь, а когда она вновь приоткрылась, в кабинет влетел Спурий с несколькими легионерами, звеневшими обмундированием. Он широко распахнутыми глазами осмотрел помещение и заострил внимание на связанном царе.

– Государь! Вы изменники! – последнее адресовалось нам. Спурий бросил ликторам: – Что вы стоите?! Освободить владыку!

– Нельзя, – Чернобог прикрыл хихикающего Яна собой и выставил против нескольких ликторов клинок. – Он навредит себе.

Все складывалось хуже некуда. Прижатая к полу, я ощутила не только груз стража, но и плиты, что придавила нашу маленькую, обреченную на