Фантастика 2025-159 - Алексей Небоходов

Михаил сел напротив и с лёгкой иронией ответил:

– Спасибо, Николай Трофимович. Честно говоря, не мечтал о такой чести. Обычно обо мне говорили вполголоса и на кухнях.

Сизов коротко усмехнулся, открыл папку на столе и заговорил тоном, исключающим любые шутки:

– Ситуация такая. Сверху пришло распоряжение создать на Мосфильме новое творческое объединение. Название – «Открытость», хотя деятельность, – Сизов иронично поднял уголки губ, – названию явно противоречит. Советская бюрократия: чем секретнее, тем открытее называется. Надеюсь, вы понимаете иронию?

Михаил сдержанно кивнул:

– Советские оксюмороны – наше всё.

Сизов едва заметно улыбнулся, оценив реплику:

– Рад, что говорим на одном языке. Это объединение прикрепляется к «Союзэкспортфильму». А вас назначают его художественным руководителем. Короче говоря, вы будете главным по пикантной части нашего кинематографа. Будете снимать фильмы… на экспорт, в рамках особого культурного обмена. Ответственность большая, но и полномочия теперь соответствующие.

Сизов положил перед Михаилом несколько страниц, отпечатанных с особой бюрократической тщательностью. Тот пробежал взглядом и слегка нахмурился:

– Подождите… Здесь сказано, что теперь мы снимаем не только на плёнку, но и на видео?

– Именно так, Михаил Борисович. Аппаратура уже в пути. Современность требует современных решений, сами понимаете.

– Конечно, – протянул Михаил с притворной задумчивостью. – А актёров уже уведомили?

Сизов едва заметно улыбнулся, откидываясь в кресле:

– С актёрами вопросов меньше всего. Главное, чтобы на съёмочной площадке было тепло и тихо, остальное приложится. Бумаги актёрам не показывайте, лучше лично объясните. От греха подальше.

– Ясно, – серьёзно кивнул Михаил, внутренне борясь со смехом. – Только личные беседы и тёплая атмосфера. Запомнил.

Николай Трофимович поднялся, обошёл стол и пожал Михаилу руку с той энергичностью, с какой обычно поздравляют героев труда:

– Ну что ж, товарищ Конотопов, добро пожаловать в большую семью советского кинематографа. Ждём от вас высоких художественных результатов и качественного… культурного проникновения. Надеюсь, вы понимаете всю важность задачи.

Михаил ощутил в груди смех и лёгкое головокружение от осознания пафоса ситуации:

– Понимаю, Николай Трофимович. Не подведём партию и правительство в деле проникновения нашей культуры за рубеж.

Сизов одобрительно кивнул и проводил Конотопова до двери:

– Очень на это надеюсь. И помните: теперь вы не просто режиссёр, а человек государственной важности. Со всеми последствиями.

Дверь кабинета захлопнулась, и Михаил, оставшись в пустом коридоре, тихо рассмеялся, наконец позволив себе осознать всю комичность происходящего. Теперь он был официально признанным государственным деятелем в сфере эротического кинематографа. Смешно и нелепо, но совершенно серьёзно.

Когда Михаил вошёл в новый павильон, Сергей уже внимательно изучал технику, стоявшую посреди студии, словно реквизит из фантастического фильма. Заметив Михаила, он театрально развёл руками, будто пытаясь объяснить инопланетянину устройство советской стиральной машины:

– Миша, посмотри на это чудо техники! Скажи мне вчера, что буду работать с таким агрегатом, я бы сказал, что коммунизм увидеть проще, чем видеокамеру в Москве. Ты её из секретного НИИ или сразу из будущего привёз?

Михаил улыбнулся и подошёл ближе, рассматривая громоздкий аппарат, пугающий количеством кнопок и переключателей. Он понимал: перед ними не просто техническая новинка, а новый этап их странной карьеры.

– Сергей, – нарочито серьёзно сказал Михаил, осторожно касаясь камеры, словно боялся, что та исчезнет от одного прикосновения, – теперь перед нами фантастические возможности. Больше никаких ночных бдений в лаборатории и вечных проблем с проявкой. Мы вступили в эпоху видеозаписи. Официально заявляю: будущее уже здесь!

Сергей иронично приподнял бровь и изобразил сомнение, достойное инспектора ОБХСС:

– Прогресс – это хорошо, Миша, но мне кажется, неприятностей теперь будет ровно столько же, сколько и возможностей. Даже чуть больше. Не представляю, как ты объяснишь нашим комбайнёрам и дояркам, что они теперь звёзды видеомагнитофонов. Половина испугается, другая сразу попросит копии для домашнего просмотра.

Оба рассмеялись. Михаил оглядел просторный павильон и вдруг ощутил ностальгию по странным временам, когда их киноэпопея только начиналась. Он вспомнил тесный ангар на овощебазе, пахнущий капустой и пылью, с замёрзшими стенами, и улыбнулся:

– Знаешь, Сергей, я скучаю по нашей овощебазе. Там было настоящее искусство: не знаешь, кто первым появится – милиция или крысы. А теперь здесь тепло, светло, чисто – аж неловко становится. Словно не кино снимаем, а принимаем официальную делегацию из соцстран. Скоро начну ностальгировать по старой моркови и капустным кочерыжкам.

Сергей усмехнулся с притворным сожалением:

– Не переживай, Михаил Борисович, скоро тебе организуют съёмки на сельхозобъекте. Чтобы ты не забывал аромат пролетариата. Директора колхозов сами будут проситься на видео: председатель Павел Игнатьевич в главной роли, трактористка Любовь Ивановна – роковая доярка. Придётся отбиваться от добровольцев!

Михаил расхохотался, чувствуя, как напряжение последних дней окончательно его отпускает, уступая место лёгкой эйфории от осознания, как странно и далеко зашли их дела. Он ещё раз обошёл павильон, разглядывая световые установки, крепления для камер и простор, разительно отличавшийся от прежних условий.

– Эх, Сергей, вот оно, режиссёрское счастье – снимать в тепле, сытости и с одобрения самого серьёзного ведомства страны. Но сердце моё навсегда на овощебазе. Там всё было проще и веселее, хоть и на грани фола. Теперь придётся привыкать к цивилизации, хотя это подозрительно спокойно.

Сергей снова ухмыльнулся, глядя на блестящую аппаратуру.

– Не волнуйся, Миша, покой нам только снится, – успокоил его Сергей. – Была бы камера, сценарий всегда найдётся. Особенно под видеомагнитофон, если его утвердят в ЦК.

Они снова засмеялись, представив себе эту нелепую перспективу. Михаил почувствовал в их смехе то особое чувство свободы, ради которого всё и затевалось. Теперь точно ясно: назад пути нет. Только вперёд – к новым и притягательным горизонтам творчества.

Сергей проверял крепления камеры, демонстративно поводя объективом, затем притворно вздохнул и посмотрел на Михаила с наигранной тоской:

– Всё, Мишаня, конец нам с тобой. Продались мы окончательно родному режиму. Раньше хоть романтика была: нелегально, по ночам, как подпольщики. А теперь, – он выразительно постучал по видеокамере, – официально подконтрольные элементы советской культуры. Даже как-то стыдно.

Михаил с весельем подхватил тему, приподняв бровь:

– Сергей, таков уж наш творческий путь. Эпоха требует жертв, и, если нам суждено попасть в ряды преданных делу партии, предлагаю гордо нести знамя официального кино. Давай, кстати, на заставке следующего фильма снимем красный флаг с серпом и молотом? Для закрепления новой линии. Представляешь реакцию зрителей на закрытом просмотре? Партия и эротика – в одном кадре с санкцией государства!

Сергей удовлетворённо хмыкнул и театральным жестом поправил волосы:

– Гениально, товарищ режиссёр! Осталось придумать соответствующий слоган. Например: «Одобрено пленумом ЦК. Смотреть с высокой социальной ответственностью». Или: «Эротика – не роскошь, а средство идейного воспитания масс». Думаю, товарищи сверху