Фантастика 2025-159 - Алексей Небоходов

Михаил рассмеялся, защищаясь от дружеских нападок:

– Шутите сколько хотите, но теперь у нас не просто фильмы, а спецоперация по линии внешней разведки.

Сергей, снова засмеявшись, хлопнул по спине Алексея, отчего тот едва не споткнулся о коврик:

– Мишка, ты теперь наш резидент, ты только подумай! Будешь приезжать на овощебазу в тёмных очках и шёпотом командовать директору: «Сегодня работаем по шпионскому расписанию. Кабачки – прикрытие, капуста – явка!»

Комната взорвалась хохотом и весёлыми выкриками. Напряжение растворилось, уступив место облегчению. Друзья наперебой подбрасывали всё более абсурдные шутки.

– Всё! – Катя решительно подняла руку. – Такое дело надо срочно отметить! Где у нас генеральские запасы?

– Поддерживаю! – Сергей вскочил со стула, шутливо отдав честь. – Товарищ начальник резидентуры Конотопов, личный состав готов к приёму внутрь алкогольных напитков повышенной секретности!

Михаил усмехнулся, чувствуя, как остатки тревоги исчезают:

– Тогда командуй, Сергей! Сегодня официально празднуем повышение. На страже нравственности социалистического общества!

Друзья оживлённо засуетились: кто-то потянулся за бутылкой, припасённой для особого случая, кто-то накрывал на стол. Михаил, наблюдая за весёлой суматохой, почувствовал неожиданную лёгкость. Хотя понимание сложности ситуации оставалось, он решил, что сегодня можно поверить в светлое будущее.

Сергей, вновь усевшись на стул, скрестил руки и с притворной серьёзностью посмотрел на Михаила:

– Всё это прекрасно, конечно – агентура, капуста как явка… Но сколько «родина» заплатит за пикантную миссию? Или мы теперь за идею трудиться будем? Может, партбилеты вручат с надписью «эротико-просветитель»?

Михаил, не спеша налив себе чаю – настоявшегося, как хороший конфликт, – хмыкнул и покачал головой:

– Никаких партбилетов, Серёж. Всё остаётся по-старому: доход по труду. Просто теперь у нас не покровительство, а прямая связка. Нас официально вписали в схему. Если раньше нас прикрывали по дружбе, то теперь – на бумаге.

Сергей философски кивнул:

– Ну, хоть крышу хорошую нашли. Раньше был Олег Брониславович – надёжно, хоть и неофициально. Теперь выходит с печатью и номером, броня из советской бюрократии.

Ольга, молчавшая всё это время, тихо спросила, внимательно глядя на Михаила:

– А лично для нас что это значит? Теперь шептаться в лифте будем? Покупать хлеб с условной фразой? Михаил, скажи честно, всё действительно под контролем?

Он ответил не сразу. Отставив стакан, Михаил посмотрел прямо на неё и заговорил спокойно, чуть понизив голос, как человек, уверяющий, что гроза пройдёт мимо:

– Никто не будет шептать в лифте, а хлеб останется в гастрономе на углу. Просто теперь у нас есть защита. Я поговорил с ними. Мы им нужны. Пока это так – мы в безопасности. Никто не придёт, не закроет и не арестует. Сейчас это главное. А потом…

Михаил запнулся. Ольга поймала его неуверенное «а потом», сказанное чуть тише, и встретилась с ним взглядом. Ничего не ответила. Только молча кивнула – так кивают женщины, принимающие ложь ради временного спокойствия.

Алексей, до этого задумчиво водивший пальцем по краю стола, наконец оживился и с расстановкой произнёс:

– Ну что, товарищи, поздравляю. Теперь мы настоящие кинематографисты.

Слово «настоящие» он выделил особой интонацией – с ироничной торжественностью, словно объявлял запуск первого спутника эротики в советское пространство.

– Осталось только вступить в Союз кинематографистов, – добавил Алексей. – Думаю, после показа «Сантехника в посольстве Муамбы» нас туда примут автоматически. Особенно если там будет буфет.

Катя прыснула и повернулась к Сергею:

– А тебя, Серёженька, назначим директором по связям с общественностью. Ты у нас самый обаятельный, даже сантехники тебя любят.

– Ха, – буркнул Сергей, – а тебя, Катюша, сделаем специалистом по работе с иностранцами. Ты же явно работаешь на экспорт.

Ленка, до этого скептически слушавшая разговор, вдруг подняла стакан, словно готовясь сказать тост:

– Ну что, господа спецагенты и товарищи по скрытой камере, кто бы мог подумать, что мы окажемся на госслужбе, снимая порно на овощебазе? Расскажи мне это год назад – скорую вызвала бы. А теперь вот верю.

Михаил усмехнулся, глядя, как его странная и дорогая команда возвращается к жизни: шутками, подтруниванием, голосами, в которых уже не было страха, только азарт. Вдруг он почувствовал нечто похожее на гордость.

Отступать им было некуда. Мосты сожжены, обратных билетов нет. Всё, что у них есть – этот путь, эти фильмы и странные советские закоулки, по которым их теперь вели собственное безумие и покровительство самой молчаливой структуры СССР.

Он поднялся, обвёл взглядом друзей, задержался на лице Ольги и тихо, почти весело сказал:

– Впереди у нас много работы. Но главное – теперь другой уровень. И почти настоящая свобода.

Катя театрально всплеснула руками:

– «Свобода» и «КГБ» в одном предложении – это, Мишенька, гениально! У нас теперь новая жанровая ниша – «Свободное агентурное кино с кабачками».

– Точно, – хмыкнул Алексей, – а если нас экранизируют, фильм назовут «Красные ночи на сером экране».

Смех снова захлестнул комнату. В этот момент Михаил впервые за весь день ощутил себя живым. Не просто выжившим – по-настоящему живым, с друзьями, перспективой и даже странным планом на будущее.

На Мосфильме, где суета была привычным фоном, в этот день ничего особо не изменилось. Люди так же спешили по коридорам, обсуждали проекты, таскали плёнку и жались к аппаратуре, как зимой к печке. Всё было как всегда – живо, нервно, с вечным ощущением недоделанности.

Но для Михаила происходящее обрело иной смысл. Теперь он шёл по этим шумным коридорам не гостем, а полноправным участником. Каждый шаг отдавался в груди лёгкой парадностью и необратимостью катастрофы. Проходя мимо облупленных стен с портретами актёров, он невольно усмехнулся:

– Выходит, и я теперь в рядах классиков, – сказал он себе вполголоса, – хотя жанр у нас такой, что внукам не расскажешь.

Из-за угла выскочил молодой ассистент с видом пионервожатого перед встречей с секретарём обкома:

– Товарищ Конотопов? Николай Трофимович Сизов ждёт вас в кабинете. Очень просил не задерживаться. Сказал: срочно.

Михаил кивнул, с трудом скрывая улыбку. После присоединения к работе самого строгого ведомства страны всё стало срочным и важным.

Дверь кабинета директора Мосфильма выглядела внушительно и недружелюбно одновременно. Михаил постучал дважды. Изнутри донеслось сухое:

– Входите.

За тяжёлым столом из красного дерева сидел мужчина с прямой осанкой, идеальной причёской и выражением лица, будто ожидал замминистра культуры, а не режиссёра пикантных фильмов. Николай Трофимович Сизов был воплощением советского чиновника от кино: строгий костюм, ровный взгляд и едва заметная ухмылка человека, привыкшего решать вопросы быстро и чётко.

– Михаил Борисович? Присаживайтесь, – произнёс Сизов холодновато, но вежливо. – Рад наконец лично познакомиться с человеком, о котором говорят даже на Старой