Последнее дело - Гоблин MeXXanik

В зале стало ещё тише. Я почувствовал, как напряглась Арина рядом, как плечи гостей сдвинулись вперёд, будто от его слов становилось холоднее.

— В те страшные годы, — продолжил он, — многие роды, чьи гербы веками украшали стены этого зала, исчезли. Их имена канули во тьму вместе с теми, кто был слишком слаб, чтобы выдержать удар судьбы. Но Империя выстояла. Мы выстояли.

Он сделал паузу, и в этой тишине было слышно, как кто-то неловко кашлянул — звук прозвучал так громко, будто был выстрелом.

— И вместе с потерями пришли новые силы. Новые семьи. Те, кто встал на защиту, нашей страны и строя. Те, кто сумел доказать, что кровь — не единственный залог верности. Они получили титулы. Они вошли в высший свет не как гости, а как новые опоры для нашей державы.

Император медленно обвёл зал взглядом, и я уловил, как многие головы склонились ещё ниже.

— Сегодня эти семьи служат на благо Империи. Сегодня они служат верой и правдой. И каждый год среди вас появляются новые имена, новые роды, которые поднимаются к вершине, чтобы разделить с нами честь и ответственность. Это не прихоть. Это закон нашего мира: слабое уходит, сильное занимает его место.

Слова его прозвучали так, будто это был не просто отчёт, а приговор и одновременно обещание.

— И потому каждый из вас должен помнить, — голос его стал твёрже, — что титул это не украшение. Это бремя. Это долг. И Империя не терпит тех, кто не способен нести этот долг.

Он замолчал. И на миг в зале повисла тишина, настолько плотная, что слышно было только треск свечи в люстре.

Я обратил внимание, что почти все присутствующие дышат слишком тяжело. Видимо, талант Императора был способен внушать тревогу. Невольно взглянул на отца, который продолжал осматривать зал. В его взгляде не было тяжести, лишь холодный интерес.

Император на миг умолк, и распорядитель уже шагнул вперёд, готовясь объявить следующую часть церемонии. Но повелитель отмахнулся от него лёгким, почти ленивым жестом.

— Сегодня, — сказал он, — мы сделаем иначе.

Распорядитель отступил, смутившись, словно мальчишка, застуканный за кражей пирога. В зале прошёл лёгкий шорох, как будто сотня платьев и мундиров одновременно двинулись вперёд от любопытства.

Император сделал шаг вперёд, и его голос снова заполнил всё пространство:

— Этот день особенный. Не потому, что мы вновь подтвердим величие наших родов и не потому, что на гербах появятся новые знаки. А потому, что сегодня мы вручаем титул не по старой привычке — за заслуги предков. Нет. Сегодня титул получает подданная, которая заслужила его сама.

Я почувствовал, как напряжение в зале растёт. Несколько голов приподнялись, гости переглянулись. Таких слов ждали редко и принимали ещё реже.

— Она не искала тёплого места, — продолжил Император, — и не пряталась за фамилией. Она выбрала службу. И не просто службу, а жандармерию. Она выбрала путь, где честь и долг стоят выше личного благополучия. Служить и защищать граждан и городских обывателей.

Станислав Викторович сделал паузу, и в этой тишине я слышал, как кто-то за моей спиной втянул воздух сквозь зубы.

— Имя этой девушки, — сказал он наконец, — Алиса Белова.

В зале словно разом дрогнула невидимая струна. Шёпот пробежал по рядам, но быстро затих: никто не смел обсуждать хоть что-то дольше мгновения под взглядом императора.

— Алиса Белова, — повторил он, — выйдите ко мне.

Его слова не прозвучали просьбой. Это был приказ, окрашенный в торжественность. Весь зал повернул головы в одну сторону, ожидая увидеть, как поднимается девушка, имя которой теперь знала вся Империя.

Я поймал себя на мысли, что сердце бьётся быстрее. В этих словах слышался вызов устоям, и тревога витала в воздухе. Император явно наслаждался этим напряжением. Он стоял у трона с видом человека, который не только вершит судьбы, но и испытывает всех нас на прочность.

Вдоль рядов по красной дорожке шагнула девушка. Рыжие волосы, собранные в строгий узел, вспыхнули в свете люстр, словно пламя. На ней был серый офицерский мундир — не белоснежный костюм, как у остальных гостей, а форма службы. Шла она ровно, чеканно, при этом выглядела хрупкой, но не слабой. В её осанке чувствовалась привычка встречать удары и не отступать.

Алиса остановилась напротив императора. Она подняла голову и не отвела взгляда. В зале стало так тихо, что слышно было, как свеча треснула в люстре.

Император протянул руку, и слуга сразу поднёс к нему белый плащ с золотыми застёжками. Повелитель развернул ткань, будто показывал её всему залу, а затем заговорил:

— Алиса, с этого дня я позволяю тебе нести имя твоего отца рядом со своим именем. Ты можешь взять любую фамилию, которую сочтёшь достойной нового титула.

Она не дрогнула. Только глаза её вспыхнули чуть ярче, и подбородок поднялся выше.

Император продолжил, голос его был спокоен и непреклонен:

— Этот титул будет твоим щитом и твоим оружием. Я дарую его тебе по праву своей крови. До самой твоей смерти.

Я похолодел. Слова ударили в грудь сильнее, чем любая угроза. Император сделал титул Беловой ненаследным. Такой давали бастардам или офицерам, чтобы отметить заслуги, и вместе с тем подчеркнуть: за пределами её жизни это имя исчезнет.

Глава 35

Предложение

По залу прокатилась волна напряжения, которое я буквально ощутил кожей. Воздух стал густым, тяжёлым. Почти все ожидали иного исхода: что Алиса войдёт в число титулованных родов, что её дети смогут продолжить новую линию. А вышло иначе: ей дали честь… и лишили будущего.

Я почувствовал, как рука Арины напряглась в моей ладони. Сжал её крепче, чтобы успокоить, хотя сам нуждался в этом куда больше.

Алиса же стояла прямо, глядя императору в глаза. Ни тени страха, ни намёка на протест. Только хрупкая фигура в мундире и сила, которую она держала внутри.

— Благодарю, Ваше Императорское Величество, — произнесла она твёрдо, так, что её голос отчётливо разнёсся под сводами.

Император набросил на плечи девушки плащ и отступил на шаг, словно любуясь статуэткой. Улыбки на его лице не было, но было видно: он доволен.

А я сидел и думал о том, что этот миг станет уроком для всех присутствующих. Титулы — это не награда и не подарок. Это цепь. И повелитель сам решает, кому суждено носить её