Пекло. Дороги - Сергей Анатольевич Панченко

— Вот и напарник на работы юмористу нашелся. Давай, свободная личность, приступай к проверке. А вы, дамы и господа постойте в сторонке. Любая нервозность с вашей стороны будет воспринята мной, как попытка чего-то утаить. Оговорюсь, у нас все построено на полном доверии. Если кто-то пытается хитрить, тому не место в нашей общине. Иван?

— Я их уже предупредил. На берег и до свидания. Живите, как сами умеете. Тут у нас строгие правила, но от слова правильные. — Пояснил гражданский муж.

— Вот именно.

— Нам нечего скрывать. Мы такие же, как и вы, все что внутри, то и снаружи. — Произнесла Даша.

Марианна Николаевна бросила на нее внимательный взгляд.

— Хорошо, значит уживемся.

Она прошлась по вещам, брезгливо беря их в руки. Понюхала все продукты и даже передернула плечами, как будто привыкла есть только качественную пищу. Собрала все ножи, предметы, которые можно использовать в качестве холодного оружия в углу палатки. Автомат, карабин и патроны забрал Иван и куда-то унес. Все продукты питания собрала в один рюкзак.

— Это пойдет на корм скотине. — Произнесла она. — Люди такое есть не должны.

— Но там гороховые шайбы. — Возмутилась Валентина. — Они богаты белком и даже вкусные.

— Милочка, вкусно кормят в нашей столовой, а это суррогаты. Вы уже с лица начали меняться, обратная эволюция в обезьян от такого питания. Сегодня гороховые шайбы, а завтра блох друг у друга есть не постесняетесь. Давно ли борща нормального не едали?

— Борща? — Семен рассмеялся. — Я это слово не произносил с того дня, как Земле пришел трындец.

— Вот, а теперь у вас будет и борщ, и гречка и даже кофе, но из жареной перловки. По мне так никакой разницы. Предварительно, вы прошли контроль. Ваши вонючие обноски я изымаю, их обеззаразят, постирают и оставят на всякий случай. Мало ли, как в жизни сложится. Вдруг на всех форменной одежды не хватит. Располагайтесь здесь, пока. Сейчас солнцем ткань нагреет и тут будет курорт. Иван принесет вам две пачки армейского сухпая. В них есть сухое горючее, разогреете себе еду, но смотрите, не сожгите палатку. Отныне, за казенное имущество отвечаете лично. Помните, что мы утеряли всё, что умели делать и каждая уничтоженная вещь это невосполнимый убыток. Ну, всё, бедолаги, приятно было познакомиться. — Марианна вышла и закрыла вход в палатку.

— Она ведь не познакомилась с нами. — Тихо произнесла Даша. — Не спросила, кого и как зовут.

— Бой баба. — Охарактеризовал ее Рашид. — Есть женщины в русских селеньях…

— Командирша. Есть в ее непосредственности свое очарование. Она дает нам понять, что не сдерживается, не надевает на себя маску фальшивой вежливости, провоцируя и нас быть такими, как есть. — Произнесла Эльза.

— Похоже, мы очень молчаливые натуры. — Усмехнулся Семен.

— А тебя язык до голода доведет. — Укорила мужа Валентина. — Надо же, решил поддеть человека, от которого мы сейчас зависим напрямую.

— Я дал ей понять, что мы здоровые физически, бодрые духом, какие им требуются. Набрали бы дистрофиков, которые прошли точку невозврата от голода, ни работать, ни слова молвить уже никогда не способные, сколько их не корми. Тут же не благотворительное общество, а предприятие, на котором надо работать. — Заступился за себя Семен.

— Сразу видно, специалист по мозгам. — Посмеялся Рашид.

Вход в палатку снова открылся. Это был Иван с двумя зелеными пакетами армейского пайка и железным чайником.

— Вот еда и вода. В пакетах есть сухой спирт, на нем можете разогреть чайник. — Иван помялся. — Это, извиняюсь за Марианну. Она ведет себя грубовато на людях, но как человек она очень хорошая. У нее очень тяжела судьба, дети на глазах погибли, сварились заживо. Она по ночам в подушку плачет, а днем хорохорится.

— Мы не обиделись на нее. Наоборот, посчитали искренней, умеющей правильно повлиять на людей, чтобы определить, кто перед ней находится. — Произнесла Валентина.

— Хорошо, спасибо. Давайте, обедайте или завтракайте. Сигнал на базу отправили, в течение дня катер придет и вас заберут.

— В Энгельс? — Спросила Даша громко.

— Ну, от Энгельса мало что осталось. На базу, так точнее будет. Приятного. — Иван ушел.

— М-да, всё совсем не так, как нам кажется. — Задумчиво произнес Рашид, распаковывая пачку. — Илья, раскрывай, чего смотрите.

Илья старался не показывать, как ему хочется есть. Но как только понял, что стесняться нечего, открыл пачку и начал с интересом рассматривать надписи на корытцах из фольги.

— Каша гречневая с говядиной. Кому?

— Мне. — Харитон громко сглотнул слюну.

— Держи. Мясо с фасолью и овощами.

— Это мне. — Даша протянула руку. — А тебе чего-нибудь останется?

— Так, что тут еще. — Илья продолжил рассматривать упаковки. — Паштет нежный, колбасный фарш, повидло, о, гуляш из говядины. Это мне. — Илья взял себе корытце и протянул остатки пайка Валентине. — Угощайтесь.

Харитон закатывал глаза от наслаждения, наяривая холодную гречку с застывшим белым жиром.

— Это даже вкуснее, чем горох. — Произнес он.

— Да что там горох, это даже вкуснее, чем вода из лужи. — Посмеялся Семен.

Кашей дело не закончилось, доели все паштеты, колбасный фарш, но сладкое и галеты приберегли для чая. Горелка для сухого горючего оказалась хлипкой, рассчитанной максимум на удержание небольшого ковшика или армейской кружки, поэтому чайник держали над огнем по очереди. Нагревался он очень медленно, пыхтел шумел и оставался теплым. В него забросили четыре пакета настоящего чая, и не дождавшись, когда он закипит, разлили по посуде. Чаепитие прошло под хруст галет и шмыганье носом от горячего. Илья наелся так, как не ел даже в «Затерянном мире». Его, еще не вернувшегося в нормальную физическую форму, тут же сморило. Он свернулся на полу калачиком и уснул. На душе при этом было чувство умиротворения и безопасности, позволившее провалиться в глубокий оздоравливающий сон.

Глава 24

Некоторые считали, что с бунтовщиками обошлись слишком строго. Выгнали на мороз, в непроходимые сугробы с детьми и женами. При этом люди получили оружие, питание, палатки и все необходимое, чтобы не замерзнуть. Другие считали, что проще было расстрелять организаторов, а остальных участников простить. У Петра не было четкого мнения, как следует наказать виновных. Расстрелы его пугали. Он еще не был в той степени обозленности или ненависти, чтобы представить себя на месте автоматчика, исполняющего приговор. Считал мерилом моральной готовности только то, что мог исполнить сам. Но из-за детей, которые не были в ответе за родителей, он отнесся к изгнанию с большим предубеждением. Куда могла уйти группа провинившихся, если сугробы местами выросли по пояс? Где