Только об этом не пишите! - Sally KS

class="p1">Герман приветливо улыбался немногочисленным ошарашенным деревенским прохожим, стараясь хоть чуть-чуть закрыть от зевак, чем они тут занимаются. Несмотря на демократичную толстовку и джинсы, он выглядел настолько нездешним со своей сверкающей улыбкой и идеальной стрижкой, что любой бы засомневался: такой милый человек не может быть преступником! Подходить никто из деревенских не осмеливался, но кто-то воскликнул: «Там Артём, кузнец!»

— Жаль, нет глазка… — пыхтел Артём, орудуя ломом. На возможных свидетелей преступления он не обращал никакого внимания. — Замок тут цилиндровый, с вертушкой… Мы бы… через глазок… поддели поворотный механизм… Давай, Никитос, дверь, может, и железная, а косяк деревянный, через него пробьёмся!

— Я вызвал полицию, вас всех посадят! — раздался голос из-за дверей, но из отдаления, будто хозяин не подходил близко.

— Меня посадят, а тебя положат в землю! — рявкнул кузнец. — Где моя жена⁈

— Полиция уже едет!

— Да врёте вы всё! — подал голос Герман и перехватил топор у Никиты, которому вдруг снова стало нехорошо, и он схватился за перила крыльца… Тамарино проклятье снова дало о себе знать. — Никого вы не вызвали, потому что у вас в доме пропавшая женщина. Если вы добровольно нам ее отдадите, я постараюсь убедить своих друзей, чтобы они вас не убивали. А если не отдадите, найму очень хорошего адвоката, который докажет, что вы сами на нас напали. Выбирайте! — и тоже ударил в деревянный косяк, в котором из-под щепок постепенно обнажались штыри, запирающие дверь.

— Я снимаю ваши действия на телефон! — закричал дядя Женя. — Это будет мое доказательство!

— Не знал, что кнопочный телефон умеет записывать видео! Уфф! — выдохнул Герман, методично ударяя топором.

За дверями стало тихо.

— Никитос, проверь, нет ли другого выхода, — скомандовал Артём.

«Только не расклеиться сейчас, только не расклеиться», — повторял Никита, быстро шагая вокруг дома. В этих местах чаще всего не строили отдельных сараев для скотины, а делили дом на две части. В чистой половине жили хозяева, а половина для скота обычно занимала пристройку и нижний этаж, уходящий в подполье, так что окошки хлева лежали на самой земле. На маленьких окошках в этом доме были прибиты снаружи новые решетки… Значит, через них хозяин не сбежит, его пленница, если она здесь, тоже… А вот задняя дверь, ведущая в огород, была крепко закрыта изнутри. Никита услышал тихие шаги и затаился. Вот сброшен крючок, и кто-то осторожно приоткрыл щёлку… Он одним пинком распахнул створку и бросился на незнакомого мужика, который держал в руках кухонный нож. Повалил его на земляной пол, где кое-как лежали длинные дощатые мостки и закричал: «Он здесь!»

По тяжелому топоту ног понял, что оббитая тонким железом деревянная дверь сдалась, Артём и Герман прорвались внутрь. Артём кричал: «Вера! Вера! Где ты⁈»

Мужик бился под тяжестью Никиты молча, не тратил силы на разговоры, только скалил зубы, будто хотел укусить, но молодой мебельщик держал его крепко. Подскочивший Герман с силой выбил из руки хозяина дома нож и пинком откинул подальше. Артём присел и схватил соседа за горло.

— Где моя жена⁈

— Она не твоя… — просипел дядя Женя.

— Где⁈ Убью! Сейчас убью! — Артём бил его кулаками по лицу, а Герман пытался его оттащить.

— Подожди, Артём! Давайте свяжем его, а сами ещё поищем.

— Не найдёте… — захрипел сосед.

Руки и ноги ему связали ремнями Германа и кузнеца. У Никиты в рабочих штанах ремня не было.

— Посторожи его, — попросил Артём Германа. Тот кивнул.

Вместе с Никитой побежали по всем помещениям. Стены дома были завешены старыми календарями и дешевыми картинами, изображавшими красивых женщин с белыми крыльями, ангелов, льющих слезы среди цветов, и сказочных персонажей, героинь сказок и кино — нежных, белокурых, длинноволосых… Мужчины загремели мебелью. Пустая кровать, в шкафах только тряпки, на печке пусто, заглянули даже в печку: пусто… В подполе только пыльные банки с огурцами… И в хлеву ничего… У входа стояла пустая деревянная бочка, заглянули даже туда…

Дядя Женя дико хохотал окровавленным ртом.

— Мы везде посмотрели, — тихо сказал Никита Артёму. — Её нет. Только огород еще не обыскали и баню.

— Молчи! — перебил кузнец. — Вот сейчас я чувствую, что она рядом. Она точно здесь.

Потемнев лицом так, что черные глаза засверкали сильнее молний, он решительно направился в единственное место, где они еще не проверили, — в старый деревенский туалет, который располагался между чистой хозяйской половиной и хлевом.

Дядя Женя завыл.

Судя по всему, сравнительно недавно хозяин устроил себе почти «городской» вариант — с унитазом и автоматическим смывом, подключившись к деревенскому водопроводу. А старый туалет с круглой дырой в полу откачал и осушил. Туда Артём с Никитой и заглянули, светя фонариком телефона…

— Есть! — закричал Никита. — Герман, где топор⁈

— У меня!

Никита бросился к нему, слыша, как Артём кричит:

— Вера, Вера, ты меня слышишь⁈

Но, насколько Никита успел заметить в луче фонарика, рот женщины был заткнут какими-то тряпками, а глаза закрыты. Только бы была жива…

— Мы нашли ее! — выдохнул он, хватая топор из рук Германа. — Помоги! Если этот попытается убежать, черт с ним! Далеко теперь не убежит.

Герман, не говоря ни слова, побежал наверх. Никита раскурочил топором старые полусгнившие доски. Артём собрался спрыгнуть вниз, но вместо этого начал опускаться туда, держась за края, медленно.

— Места мало, боюсь на нее прыгнуть, — объяснил он, тяжело дыша. Отпустил руки и только земля чавкнула под его ногами.

Никита и Герман светили фонариками, пока кузнец развязывал жене руки, ноги и освобождал рот от тряпки.

— Хорошо, что здесь размеры увеличенные, — заметил Никита Герману вполголоса. — Ширина метра полтора, хоть развернуться можно… И глубина не больше двух метров, а то бывает и два с половиной — потом обратно только по лестнице.

Герман потрясенно кивнул.

— Жива! — крикнул Артём. — Надо как-то доставать!

Герман быстро принес одеяло и две простыни и велел:

— Протяни ей между подмышками. Получится петля, мы с Никитой ее осторожно потащим, а ты страхуй! Видимо, он ее такой петлей туда и опускал — одна простыня в комнате валялась, скрученная жгутом, и землей запачканная.

Когда они тянули Веру наверх, Никита поразился, насколько легкой она оказалась. В полутемном коридоре он увидел, что женщина истощена. Будь она прежней — пышущей здоровьем