Великая река - Токацин

— Мы лежим в снегу, — солмик снял капюшон и протянул руки к огню. — Яцек разрезал тучи, теперь буран нас не закопает. Скоро я выйду и сменю его у окна в снегу. Вы ели? Огонь не гаснет?

— Те, кто смотрит на нас из ветра, видят только дым, — с довольным видом кивнула Аса, указывая на неприметный серый кристалл на дне жирника. — Вот тебе еда, Кытугьин.

Солмик принял большой розовато-белый ком, завёрнутый в шкуру с остатками жира.

— Надо ещё — для Уджуга, — сказал он. — Воин Хагван, поди сюда!

У выхода из повозки долго возились, завеса колыхалась туда-сюда, роняя комки снега. Кесса отползла подальше, в тень, и завернулась в шкуры рядом с Койей, слушая вой ветра. Она потянулась было к Зеркалу Призраков, но подумала — и отпустила шнурок. Лучше думать, что эта земля была такой всегда… всегда лежала подо льдом, и ветер свистел над ней.

Тихие голоса у входа разбудили её уже под утро. Буран улёгся, закопав повозку по самое днище. Кесса ткнула пальцем в щель меж шкурами и костяной балкой — и попала рукой в снег. Койя, замученная холодом, снова перебралась к ней за пазуху. Икымту и Аса лежали бок о бок, завернувшись в одну шкуру хийкиммига — самую тёплую шкуру в повозке. Сверху, судя по движениям навеса, возился Хагван. У огня сидели Кытугьин и Яцек и натирали руки красным жиром.

— Большой позор, позор для всех Иланка, — вполголоса говорил солмик, покачиваясь из стороны в сторону. — И так я не знаю, как смотреть Нанугьину в глаза. Хорошо, в этот раз он в горах был! Так подвести своих гостей…

Он был крайне взволнован и удручён, и голос его дрожал. Кесса насторожилась и медленно, чтобы никого не потревожить, повернулась к огню.

— Будет тебе, Кытугьин, — отозвался Яцек. — Мы вовсе не собирались камнем висеть на тебе всю весну. Оставайся с Уджугом, и пусть его потомство будет многочисленным, а мы поищем повозку у вождя Элуатаа. Хорошо, если на обратном пути мы встретимся вновь. Я обещал заглянуть к тебе домой, и я слово сдержу.

— На обратном пути? У-ух, Нанугьин будет рад, — кивнул солмик. — Я тоже. Пять дней пути до Имлегьина, пять — обратно. Уджуг за это время и устанет, и отдохнёт. Снова сможет везти повозку. Мы будем спрашивать, вернулся ли ты. Не уезжай на юг без нас!

— Зная обычную поспешность Амнеков… — Речник Яцек щёлкнул языком. — Подозреваю, Кытугьин, что Уджуг и устанет, и отдохнёт гораздо раньше, чем мы выберемся из Элуатаа хотя бы на север. А нет — найдём тебя на обратном пути. Я вот думаю, не оставить ли с тобой и Кессу…

Речница вскинулась, сбрасывая с себя шкуры. Потревоженная кошка сердито мявкнула. Солмик и Речник повернулись к Кессе.

— Речник Яцек, где ты хочешь меня оставить? И почему? — растерянно спросила она. — Что случилось с Уджугом?

— Ты и по ночам ищешь приключений? — хмыкнул Речник. — Хорошо, что у тебя много сил. Хватит на двоих. С Уджугом то, что бывает со многими зверями по весне, — весенний гон. Ему нужны самки, ледяные пустоши и время — и никаких повозок за спиной. Кытугьин признался мне — а его озадачили в Навиате — что самку для Уджуга подобрали в Элуатаа, и пропустить этот гон никак нельзя. Так что в Элуатаа мы с Кытугьином и его повозкой расстанемся — если боги будут добры к нам, то дней на десять.

— Нуску Лучистый! У Уджуга будут детёныши? — Речница усмехнулась. — Но ведь я не хийкиммиг, зачем оставлять меня там?

«Была бы ты лучше хийкиммигом…» — отчётливо читалось в глазах Яцека, подёрнутых пеленой усталости.

— Горы Кеула — более чем опасное место, Кесса, — отозвался он, и в голосе его не было надежды. — А что хелеги недружелюбны, ты уже сама убедилась. В Элуатаа вы с Хагваном были бы в безопасности, под защитой договора богов и стрел солмиков.

— Речник Яцек, я обещала Астанену защищать тебя, — склонила голову Речница. — Как я могу тебя оставить?! Ты сам говоришь, что там опасно, как же ты пойдёшь туда один? Разве мы с Хагваном плохо показали себя в Хельских Горах?

— У-ух, а как мне оставлять вас?! — передёрнул плечами Кытугьин. — Даже тулуги не летают над Имлегьином, даже тулуги…

— Я не к тулугам иду, — нахмурился Яцек. — Как знаешь, Кесса. Я не могу привязать тебя с Хагваном к столбу в Элуатаа. Но там, в Горах Кеула, слушай, что я тебе говорю, а не то, что кричат голоса в твоей голове. Ясно?

…Кессе показалось сначала, что земля впереди горит — белый пар стеной поднимался к затянутому серой хмарью небу, и ветер трепал его полотно, но сдуть не мог. «Нуску! Что же за дела, даже тут пожары!» — огорчилась и испугалась Речница, но разум подсказывал ей, что лёд не горит, и даже богу солнца его не поджечь. Повозка, вихляясь на невидимых обледеневших кочках — тут равнина, выглаженная ветрами, была слегка присыпана снегом, а внизу лежала огромная полированная льдина — вылетела на пригорок, и Кытугьин вскинул над головой гуделку. Её жалобный вопль перекрыл свист неумолкающего ветра, два тоскливых голоса отозвались издалека. Речник Яцек свесился с крыши и приоткрыл в пологе проход, жестами подзывая к себе Кессу и Хагвана. Речница вцепилась в его руку и взобралась на костяные балки, поддерживающие свод.

Там для сторожей приготовлено было укрытие — вшитый в крышу мешок из шкур, достаточно просторный для двоих и такой длинный, что заползти в него можно было с головой. Но сейчас Яцек сидел снаружи и задумчиво усмехался, глядя на север. Повозка тронулась, Кесса уцепилась за костяную перекладину и приоткрыла рот от изумления и восторга. Впереди, за ледяным обрывом, начиналась вода.

Это была огромная река — её дальний берег терялся в белой дымке. Пар валил от чёрной воды, и мелкие льдинки кружили у берега, но ни одна не добиралась до стремнины. В горячих испарениях таяли очертания гигантского моста — он вцепился в ближний берег белоснежной лапой, вскинул над собой паутину балок и ушёл в туман. Две башни, возведённые над ним, как подумалось Кессе, изо льда, костей и шкур, казались крохотными рядом с белой громадой. Над башнями курился дымок — тут, как видно, тоже не гасили жирники.

— Речник Яцек, чей это мост? — Кесса завороженно следила за приближающимся белым полотном. Теперь она видела огромные округлые сваи, вбитые в дно тёмной реки, и видела,