Мирослав – князь Дреговичский - Эдуард Мартинович Скобелев

мати ждет не дождется сгинувша сына.

Ждет сердце без срока,

мати плачет о сыне,

а в поле, а в поле лен синий…

Поют многозвучно, зачинает песню отрок. Голос тонок и протяжен напоминает о днях печали и разлуке.

В словце малом уместится ли мир? Се причина, что не разумеют, соприкасаются желанием, а чистым помыслом редко. В чюжих садах красны яблоки, да злы сторожи. Вступают в сады, хотя и с опаскою, коли в надеждех на плод; коли не зрят ни плодов, ни завязей, равнодушны. Враждебно и страшно разумом не охьаченное, а разум с наперстье. Постигая Красоту, ужасаемся (своему) отвратительному лику, уясняя Добро, поражаемся (своей) корысти. И все же не дым ли (то) от огня, иже, согревая, ядет очи? Возьму песок и посею – не растет. Возьму мысль от бозей и осветлю душу свет-цем негасимым – темны (в ней) углы. (Ничто) не поселяется (там), идеже нет духов прошлого. И зернье, и древо, и мысль, и сам человец. Коли прежде не думал, на что обопрется дума? Коли прежде не страдал, проникнешь ли в страдание? Коли прежде не угадывал совершенного, найдешь ли (ему) верное имя? (Одно) умирает и дает жизнь (другому), и без конца череда. Взникали племены, умножаясь, и пропадали; рассеивались в победителях, и победители исчезали в побежденных. Обошел мир, удивляясь неодинакости его: кто кому первый брат? кто кому учитель? кто кому господин? Златый век за спиной; но что ведаем о древлих, положивших начало?

Хочю глаголити улицей, выходит околицей – перемешана в глаголех истина; вестят страхи и самомнение, бози молчат, открывая (нам) не в словех, но в муке дня. В старину рекли: «Разум – гора, далеко с нее видать; разум – яма, ничего не увидеть». Але кто взялся повестити, не утомляйся и от усталости; не доскажешь – ложь, перескажешь – ложь, правда же выходит, если в единой строке и не доскажешь и перескажешь; доступно же немногим.

В год смерти Бравлина Дреговичи выбрали (себе) князем сына Судибора Бовшу, мужа многосведуща и неотступна в затеях, чюжой славе не завистника, своей ревнителя.

Онгда внове напали на Дреговичей ятвязи; и сгово-рися Бовша с мазовеми, вдачеми варязей и супротивце-ми ятвяжского племени. Але ятвязи поспешили умирот-ворити мазовей и предстали грозною силой. До зимы примеривались оба войска, в концех схватились на Вепрь-реке, пред вечернею зорицей. И запел лед, едва ступил на него Бовша. Истолковали волхвы: «Нам тру-бити победу, аще будем тверды, яко лед». И почалась сеча, но без удачи: стали одолевати ятвязи, заманивая дреговичей в лесье; и сеялись стрелы, погубляя слове-ней, ибо подступали от реки, а берег бе крут и безлесен. Увидев, что оробели дреговичи, просекся Бовша до хоругвей и убил ятвяжского князя. Одушевилась дружина и сошлась с ворогами в пешем строю; рубились мечеми и бились руками до густых сумерек, и полегли ятвязи до единого; с того дни кличут лесье по Вепрь-реке Ятвяжим бором.

Немало радел Бовша о законе; срастенье родей, навязанное Кыем, упразднил и восставил вновь, но.всякий род, малый ли, великий, паки избирал (себе) голову, и всем полагалось место в думе; градских старейшин лишил первенства пред селищными; але князем держати дружину в родех не велел, спрашивая с самочинцев велми строго. Думу выслушивал терпеливо, повторяя однако: «Буду вам обельным холопем, останетесь без хозяина». И пресекал затевающего споры о старшинстве.

Алчный Бравлин не послушал волхву; они же остерегали, назидая годеми, иже внесли разврат в нравы и ввергли словеньские роды в нескончаемые беды; дозволил Бравлин варязем ходити от моря и Нев-озера через Ильмень и Лавать по Кунье и Жмости в Непр-реку; последыши (его), подобные же златолюбы и близоручцы, пустили варязей и в Воложу по Мете и Медведице, и по Тверце. И платили (варязи) подорожье и корабельное в три раза меньш, нежели брали со словеней казаре, егда уселись на Непре, и в два раза меньш, нежели булгари за повоз до Казарей или казаре за повоз до Хвалис. Кто (из варязей) не лежебочил, в единое лето богател, како не богатеют от мозолей; и потянулись злыми осьми на чюжой мед; брали у словени, у чуди и у мери лутшие меха за бусы и ожерелья, за бронзовые зерцалы, засте-ги и миткали на убрусы, и шло за бесценье, словени ведь или чудинем торжища зрелище и сходбище, лик досужей небывальщины, а не поприще судьбы. Се побаска от скоморосей, горька для достойного:

Приде из свеев гость,

взял бобриный тулупец за гвоздь.

И се оглупела словень -

жито несет за кремень.

Воротися домови удачливый свей,

взял за выручь младу жену да коней.

Посели варязи по Лукоморью; дивилось людье: ужли (все) купцы? Они же смеялись. Честолюбцы за малое подношенье дарили земли; сему луг, тому прилужье, сему бор, тому приборок, а после спохватились: идеже самим проход к морю? Варязи же лезли в раздоры, ущеливаясь повсюду; наускивая горьких на горемык, оттеснили Чудь и примучили Водь, и все давали (им) дань. Терпя неудобь и стесненье, словень и другие племёны подумали с грустью: приманили, как же от-вадити?

В иное лето собиралось варязей до тысячи, и все с оружием; шли в Кривичи, в Деревляны, на Русь, в Булгару или к буртасем; далей в те поры не забирались, не в нуждах, прибыточнее – близко; гибло их немало от горячих людей, особно от разбойников-обров, бежавших с Верхней Дунавы, идеже вновь посели па-нонцы [53]; але ведь тянула легкая добыча. Огрузившись всяким обилием, просили варязи на возврате вместительные лодьи, ибо свои черпали бортами; словень же царила: обычай велел давати гостю, что полюбилось.

Бовша-Дрегович повидал отроком всякое чюже-земье: любя дальние хождения, Судибор возил (его) с собою. Внушал Бовша думцам: «Здоровы и дюжи народы, иже купечествуют своим товаром; у какого народа купцов мало или нечего продати, прозябает в бедности, жмется в тень в невеждем стыденье». И бе сам первым купцом в Дреговичех, без счету снаряжал ло-дии и повозы и держал перекуп; иные из нарочитых мужей ему подражали. Давали варязем меды, воск, вервье на снасти, больше меха; давали лодьи и турьи рога под питейные кубки, сыпали мешками, не считая; Бовша же сокрушался: на вес золота рог, окованный серебром; искал искусника по Дреговичам и доискался: был умелец из смерей, ковал худой медью, зане бысть нищ, имя его Лобан. Оправленные серебром, сыщешь питейные роги Лобана в Кыеве и Царь-граде, в Гкезно и Ширване; примечал у моравских