Nexus. Краткая история информационных сетей от каменного века до искусственного интеллекта. Юваль Ной Харари. Саммари - Издательство «Синдбад»

меняются, в список попадают новые заболевания, а некоторые из него исключаются. Конечно, психиатры по-прежнему могут совершать институциональные ошибки, но куда важнее, что они могут признавать их и исправлять.

Публикуйся или умри

Особенно эффективными механизмы самокоррекции в науке делает тот факт, что научные институты не просто готовы признавать институциональные ошибки и заблуждения, а стремятся их разоблачать. Это выражается в системе мотивации, выстроенной в научных институтах. Трудоустройство и карьерный рост там основаны на принципе «публикуйся или умри», а чтобы опубликоваться в престижном журнале, нужно найти ошибку или неточность в существующих теориях или открыть что-то новое.

Конечно, как в религии есть место для самокоррекции, так и в науке есть место для конформизма. Наука – институциональная отрасль, и ученые полагаются на институты практически во всех своих знаниях. Например, чтобы узнать больше об охоте на ведьм в Европе, автор этой книги не перелопатил лично все архивы и не прочел все первоисточники, а опирался на работы других ученых, в частности на книгу Рональда Хаттона, профессора истории Бристольского университета. Автор доверяет прочитанному, поскольку знает, как работают механизмы самокоррекции университетов и научных издательств. Во-первых, эти механизмы встроены в ядро институтов, а не являются довеском к ним. Во-вторых, научные институты публично приветствуют самокоррекцию, а не отрицают ее. Конечно, какая-то информация из книги Хаттона может оказаться неточной, или автор мог неверно интерпретировать прочитанное. Но он надеется, что специалисты обнаружат любые ошибки и расскажут о них.

Критики научных институтов из числа популистов могут возразить, что на самом деле эти институты используют свое влияние для подавления инакомыслия и устраивают свою охоту на ведьм против несогласных. Конечно, если какой-то ученый выступит против сложившегося в его дисциплине консенсуса, это может иметь для него негативные последствия: отклонение статей, отказы в исследовательских грантах, личные нападки, а иногда и увольнение. Однако все это далеко от физических пыток и сожжения на костре.

Автор приводит историю химика Дана Шехтмана, открывшего в 1982 году квазикристаллы. Его коллегам открытие показалось настолько странным, что они даже называли Шехтмана «квазиученым». Но впоследствии выводы Шехтмана подтвердились, и в 2011 году он получил Нобелевскую премию за свое открытие, которое «заставило ученых пересмотреть представление о самой природе материи». Популисты правы, полагая, что ученые подвержены тем же предубеждениям, что и все люди. Однако институциональные механизмы самокоррекции позволяют эти предубеждения преодолеть.

Впрочем, бывали времена, когда механизмы самокоррекции в науке не работали, а несогласие с официальной наукой действительно вело к пыткам, тюрьме и смерти. Такова, например, история Николая Вавилова, критиковавшего лженаучные теории Трофима Лысенко. Лишившись механизмов самокоррекции, Всесоюзная академия сельскохозяйственных наук, по сути, перестала быть научным институтом.

Пределы самокоррекции

Можно ли считать механизмы самокоррекции волшебным средством, способным защитить человеческие информационные сети от ошибок и предвзятости? К сожалению, говорит автор, все гораздо сложнее. Сильные механизмы самокоррекции обычно порождают сомнения, разногласия, конфликты и расколы, а также подрывают мифы, на которых держится социальный порядок.

Конечно, порядок сам по себе не всегда хорош. Например, порядок, сложившийся в Европе раннего Нового времени, поощрял не только охоту на ведьм, но и эксплуатацию миллионов крестьян, притеснение женщин, дискриминацию евреев и мусульман. Но даже если социальный порядок крайне репрессивен, его подрыв не обязательно улучшит ситуацию. Это может привести к хаосу и еще большему угнетению. Принесение порядка в жертву истине сопряжено с издержками, как и принесение истины в жертву порядку.

Научные институты могут позволить себе сильные механизмы самокоррекции, поскольку сложную работу по поддержанию порядка за них выполняют другие институты. Если в лабораторию проникнут воры, ученые не будут жаловаться в научный журнал, а вызовут полицию. Но возможны ли сильные механизмы самокоррекции в других институтах, например в полиции, армии и правительствах, которые сами отвечают за поддержание социального порядка? Демократии верят, что да. Диктатуры же такие механизмы отвергают.

Этот вопрос подробнее освещается в следующей главе. Только разобравшись в информационной политике таких исторических систем, как Древние Афины, Римская империя, США и Советский Союз, утверждает автор, можно перейти к рассмотрению революционных последствий расцвета ИИ, поскольку один из главных вопросов, связанных с ИИ, заключается в том, будет ли он поддерживать демократические механизмы самокоррекции или же подорвет их.

Глава 5

Решения: краткая история демократии и тоталитаризма

В этой главе автор рассматривает демократию и диктатуру как противоположные типы информационных сетей. Он показывает, чем информационные потоки в демократических странах отличаются от информационных потоков в диктатурах и как появление новых информационных технологий укрепляет разные режимы.

Диктатура – это централизованная информационная сеть без сильных механизмов самокоррекции. Демократия же представляет собой распределенную информационную сеть с сильными механизмами самокоррекции.

При диктатуре центр обладает неограниченной властью, а информация стекается в центральный узел, где принимаются ключевые решения. При крайней форме диктатуры, тоталитаризме, центральная власть стремится сосредоточить в своих руках всю информацию и принимать все решения, полностью контролируя жизнь людей. Но перейти к тоталитаризму диктаторам часто мешают технические трудности. В условиях демократии правительство, даже обладая технологиями для контроля над жизнью граждан, оставляет людям пространство для самостоятельных решений. И если при диктатуре все диктует один центральный информационный узел, то при демократии происходит постоянный диалог между разными информационными узлами.

Диктатура большинства

Демократию часто ошибочно отождествляют с выборами. Однако выборы – это еще не демократия, а один из ее механизмов самокоррекции. Без дополнительных механизмов самокоррекции выборы легко сфальсифицировать. И даже абсолютно свободные и справедливые выборы не гарантируют демократию, ведь демократия – не диктатура большинства.

Если избранное большинством правительство решит устроить геноцид меньшинств, это не будет иметь ничего общего с демократией. Демократия – это система, где полномочия центральной власти четко ограничены. Если правительство лишит меньшинства избирательных прав, это разрушит критически важный механизм самокоррекции.

Подобные примеры известны: Гитлер, например, начал отправлять в концлагеря евреев и коммунистов всего через несколько месяцев после прихода к власти по итогам демократических выборов. Однако посягательства на демократию чаще носят более изощренный характер. Лидеры с авторитарными замашками нередко используют демократию для прихода к власти, а затем используют власть для подрыва демократии. Они разрушают механизмы самокоррекции, часто начиная с судов и СМИ: например, лишают суды полномочий или заполняют их своими сторонниками и заменяют независимые СМИ машиной пропаганды.

Когда суды и СМИ становятся марионетками власти, все прочие институты и люди, осмелившиеся выступить против, очерняются и преследуются как предатели, преступники или иностранные агенты. Власти фальсифицируют выборы, заключая в тюрьму популярных лидеров оппозиции, не допуская оппозиционные партии к участию в выборах или лишая людей избирательных прав. Апелляции на эти антидемократические меры отклоняют провластные судьи. Адепты авторитарного стиля обычно не делают последний шаг и не отменяют выборы, а проводят их как ритуал для поддержания видимости демократии.

Адепты авторитарного стиля не считают этот процесс антидемократическим. Напротив, они считают недемократичным любое ограничение полномочий избранного правительства. Однако демократия не означает власти большинства; она гарантирует каждому определенные свободы, которые не вправе отнять даже большинство.

Да, представители большинства вправе формировать правительство и проводить свою политику во множестве областей. Но есть две корзины прав, защищенных от посягательств большинства. В одной из них – права человека. Помимо базового права на жизнь, туда входят право на труд, на неприкосновенность частной жизни и многие другие. Эти права гарантируют людям, что они вправе жить так, как им угодно, если они никому не причиняют вреда.

Во вторую корзину входят гражданские права, которые закрепляют механизмы самокоррекции демократической системы. К ним относятся право голоса, свобода прессы, академические свободы и свобода собраний, которые позволяют независимым СМИ, ученым и оппозиции критически оценивать действия властей. Именно на эти права чаще всего посягают адепты авторитарного стиля. Когда необходимо изменить механизмы самокоррекции государства (например, расширить избирательные права или реформировать судебную систему), это должно делаться только на основе широкого консенсуса с участием как большинства, так и меньшинств. Если бы большинство имело право в одностороннем порядке манипулировать гражданскими