По звёздам Пса - Питер Хеллер

Джаспер откатывается, выпрямляет свои лапы в сонном потягивании и опять прижимается ко мне, просыпается. Нюхает. Вновь клонится головой книзу.

Я поднимаю голову с подушки

Я вижу замерзшую луну.

Опуская мою голову, думаю я о доме.

Стихи Ли Бо.

Даже тогда: задолго до конца, бесконечная тоска. Почти всегда не дома, как и любой из нас.

Я ложусь спиной на сумку набитую матрасной пеной которую я использую как подушку. Быстро не пачкается, не напоминает мне о моей прежней кровати. Поправляю шерстяную шапку натягивая ее на лоб. Небеса чисты, лесные пожары не начнутся до середины июня, и Млечный Путь медленная река звезд непостижимой глубины. Глубже чем возможно себе представить. Джаспер вздыхает. Почти нет ветра. Что холодит мое правое ухо, ленивый бриз с севера.

Почувствовал бы я себя ближе к дому если бы встретился с летчиком из Гранд Джанкшен? Если бы Денвер к югу оказался бы настоящим шумным городом? Если Мелисса спала бы у другой стороны Джаспера как когда-то? С кем мне было бы ближе к дому? С собой?

Продолжаю думать о голосе летчика. Знающий и с тоской. Связаться. Похоже я должен был туда попасть. Набрав топлива, не давив на газ, тихо летев, встав на рассвете и нет меня. Увидеть. Что, я не знаю. Все еще не решился. Отправиться. Признайся себе: я побоялся. Найти смерть как было и было и еще раз было. Всегда да только. И остаться без топлива прежде чем я даже добрался бы до Семь Виктор Два это Паония, с посадочной полосой на высоком бьюте. Остаться без топлива к востоку от Дельты. Добираться тенью Гранд Месы.

Давно, я прочитал они нашли Амелию Эрхарт. Точно. На острове который был зачтен в 1940 как Проверенный. Открытые ракушки моллюсков, карманный нож разобранный ради лезвия, может для рыболовной пики. Очаг. Древнее осыпающееся строение. Плексиглассовое самолетное окно. Женская обувь. Кости. Кусочки костей. Проверили ДНК с еще живой близкой родственницей Эрхарт. Конечно же это был ее остров, она и штурман спасались долгое время пока не умерли от чего? Коралловый атолл с вида сверху: эллипсоидный оазис с лагуной в центре. Плоский огибающий риф при отливе похож на парковочную стоянку. Локхид Электра с посадочной скоростью пятьдесят пять миль в час, ей понадобилось бы семьсот футов, не более. Возможно были ранены когда добывали крохи еды. Возможно в приливе, возможно водой унесло снаряжение. Возможно кровь в воде. С заканчивающимся топливом над Тихим океаном решили будь что будет. И в конце концов попали на этот крохотный остров. Выживая ракушками и дождем.

Ракушками и дождем.

И присутствием другого человека, лишь одного еще.

Голод. Медленно тлеет во времени как огонь на мокрых дровах. Худоба до кости, до ходячих костей, потом кто-то умирает, затем другой. Или были атакованы проплывающими островитянами возможно скорее всего.

Чего не хватало более всего? Пузырящихся неясными лицами собраний, славы, вечеринок, хлопушки фотоаппаратов? Влюбленных, веселья, шампанского? Уединения известной личности, погруженности в схемы и графики с одиночной лампой на широком столе благопристойного отеля? Обслуживания, подачи кофе на рассвете? Компании одного друга, подруги, двух? Выбор: Все это или совсем ничего? Немного или совсем ничего? Сейчас, не сейчас, может быть попозже?

У меня сейчас нет ничего такого. Такого выбора. И все же. Я не хочу чтобы закончилось топливо и пришлось садиться в высокой траве западной долины Ганнисона и умереть пытаясь пройти с Джаспером триста миль до дома. Дом. Какой уж есть. Почти нечего терять. Ничего иногда становится чем-то.

Джаспер зарычал. Я дремал в своих мечтах.

Низким тоном, зло, по-настоящему.

Я задержал свое дыхание, прислушался. Медленно привстал. Он почти глухой, но нос у него хороший.

Могли быть койоты. Или волки. Горные волки за последние два года: спускаются иногда с гор мелкими стаями. Нарастает давление нарастающей ре-популяции. Потому что раньше их тут было много, и сейчас вновь.

Джаспер теперь зарычал в темноту и я сел в одеялах с громко стучащим сердцем. Я прошептал Останься и пополз к верху бермы.

Джаспер знает. Он знает когда чувствует херню.

Он сидел на полусогнутых и приглушенно рычал и смотрел на меня очень озабоченным взглядом и со скрытой выдержкой охотника довольного собой. Он был взбудоражен. И я. Такого не случалось долгое время, может полгода, и я почувствовал себя немного несобранным, немного неповоротливым. Пару лет тому назад я был бы уже на вершине бермы и прочесывал прибором ночного видения с винтовкой в левой руке. А сейчас мне пришлось вытянуть ружье из холодного мокрого брезента из-под сумки. Там же лежали очки ночного видения в старом шерстяном носке. По крайней мере я все еще брал их с собой когда уходил спать. Я приставил очки к бровям и завел ремень от них себе на затылок и медленно, тихо опустил их на глаза и притянул к себе винтовку за ремень. Медленно полез на берму, очень осторожно.

Джаспер оставался внизу. Послушный приказу не бежать за запахом в темноту. Или возможно какой-то звук, какой-то звук на определенной частоте пробился сквозь его глухоту. Я медленно лез по склону бермы. Искренне желая чтобы были койоты, да хоть волки. Совсем не в настроении убивать, никакого настроя. Не сам, не с помощью Бангли.

Наверху я положил винтовку на гладкую поверхность и прижался как можно плотнее к холодному грунту и пополз извиваясь вперед пока не разгляделись мои глаза.

В свете верандной лампочки я увидел их. Один два тричетырепять... попадал в раздватричетырепять голубейзапростотак... Пять взрослых за исключением может быть одного поменьше похоже помоложе.

Эх.

Огромными усилиями в первое лето мы подняли рычагом и завалили на бок мусоросборочный контейнер в ста футах к югу от дома. Он лежал на боку с верхом, черная крышка откинута. Склон у ручья был отвесный и глубокий. Вода обтекала аэропорт кругом. Отличный ров. Единственным местом для брода была тропа ведущая к дому, единственному освещенному. Они