Изменение формы. Особая книга - Денис А. Сорокотягин

деле, очень хорошо, что люди начали делать репосты, говорить об этом так массово. Но, когда ты читаешь комментарии, ты видишь, что достаточное количество людей считает, что эти дети должны гулять отдельно.

Когда мы первый раз приехали в Пушкинские Горы, мы выглядели «как зоопарк» в глазах тамошних людей. Там ведь усадьбы. Мы состоим в «Доброходском движении» и помогаем Заповеднику. Мы рвем травку, сушим сено, работаем граблями. Работники усадьбы смотрели на нас с выпученными глазами. Один мужчина подошел ко мне и спросил: «а зачем с такими детьми заниматься?» Я ему говорю: «А что с ними делать?» Он мне спокойно отвечает: «Их надо убивать». Я спокойно реагирую на эти слова и спрашиваю его: «А если вдруг вам на голову упадет кирпич и вас разобьет инсульт — вас тоже нужно убить?» «Со мной такого не будет», — говорит он и уходит. Неделю назад ко мне приехал знакомый и говорит: «Я не понимаю, как можно оставить ребенка с синдромом Дауна». «А куда его? Ведь он пришел в этот мир для чего-то», — спрашиваю я его. Вопрос остается без ответа.

Хорошо, конечно, давать советы. Родителям особых детей всю жизнь предстоит огромная внутренняя работа над собой. Кто-то сразу принимает и понимает своих детей — тогда все хорошо. А если родители не принимают… живут с ними, все для них делают… но не принимают.

Когда я разговариваю со студентами, я им всегда говорю: «У вас столько работы. Открывайте новое, стройте деревни, специальные интернаты, организуйте благотворительные фонды, ищите всеми силами пути, как поддержать жизнь особых детей в будущем, когда они станут взрослыми». Интернат — это тяжелая история. Но здесь все вопросы к нашему правительству.

Я мечтаю снять большое, шикарное помещение, где могли бы учиться особые дети от детсадовского возраста до старших классов. Обязательно при доме приусадебный участок с фермой, где дети могли бы ухаживать за животными. Однажды за границей я увидела сенсорный сад, его бы тоже очень хотела. Я бы купила автобус, чтобы вывозить детей в лагерь. У меня есть ученик, который за годы выровнялся, занялся проектом в Башкортостане. Он хочет сделать зимний курорт для особых детей и их родителей, чтобы было всем удобно и комфортно, а главное — доступно. Родители тоже нуждаются в отдыхе, они с детьми 24 на 7. Но ведь мама порой хочет остаться одна, сходить в парикмахерскую, например. Такой сад, как у нас, должен быть в каждом районе Москвы. Нужна среда для детей, с психологами, педагогами. Нужны специалисты и для родителей. Я уже по телефону могу определить, в каком состоянии мне звонят мамы.

У меня в этом году был юбилей. Я подготовила для друзей концерт. Так что я не бросаю музыку, она всегда со мной. Вы меня спросили, какая песня характеризует мой сегодняшний день. Вопрос интересный и сложный. Сразу и не скажешь. Я люблю спокойную музыку, романсы. У меня три года назад умер муж. Год я находилась в таком состоянии… Знаете, садилась в машину, слышала какую-то музыку и тут же начинала плакать… У меня есть подборка любимого. Я сегодня ехала и слушала Митяева, Гребенщикова.

Когда мы начнем учебный год, приходите к нам и посидите на занятиях, вы многое поймете. Здесь многое понимается именно в процессе. У нас есть очень контактные дети, которые будут рады с вами поговорить.

Знаете, все думаю о песне. Наверное, это песня Аллы Пугачевой «Как-нибудь, где-нибудь, с кем-нибудь». Какая-то сейчас накопилась усталость. Мы построили с мужем прекрасный дом, завели курочек. Я не могу сказать, что мне так трудно одной, но… это тяжело, понимаете, хочется с кем-то поделиться. Друзья, подруги — это все прекрасно, но… Радует внучка. Каждый день — открытие.

Вот мы сейчас говорим, а у меня в голове стучит калькулятор, считаю бесконечно. В голове один вопрос: сможем заплатить в этом месяце за аренду или нет. Центр — это такая махина, это — производство. Сейчас я ищу человека, который бы взял на себя хозяйственную часть. У меня есть ощущение, что я перестала развиваться из-за отсутствия времени. Мне некогда. Я очень хочу продолжить свою методичку, доделать ее. А то напишу две странички и застопорюсь. Одна моя знакомая, тоже державшая подобный центр, ушла из этой сферы. «Я устала. Я занимаюсь не детьми, а техникой пожарной безопасности», — сказала мне она.

Кстати, сегодня попался хороший проверяющий, нам повезло. Я задавала вопросы, почему, чем круче у Центра оборот, тем его больше шерстят. Вот другие работают даже без лицензии, и с них нет спроса. Мне на это ответили: до поры до времени, пока на них кто-то не пожалуется.

Я вам пришлю свой концерт к юбилею. Будет время — посмотрите. Мне будет очень приятно. И буду очень рада прийти к вам на спектакли с внучкой».

Придя домой, я посмотрел концерт к юбилею моей собеседницы. Для меня артист начинается с тембра. Так я определяю своих. Когда мы беседовали, я сразу отметил, насколько речь моей героини кинематографично точна. Когда же услышал, как она поет — свободно, без форсажа, поет как говорит, понял, что она могла бы прекрасно зазвучать на театральной сцене, у нее есть для этого все. Кроме свободного времени. Без нее ее детище, школа, просто завянет. Она для него и солнце, и вода, и воздух.

После написания этой главы я все больше думаю о вопросе публичности, огласки. Я занялся написанием документального текста, который не предполагает видеть размытое изображение вместо лица.

Об этом, может быть, и не следует писать, но я не могу не делать этого. Это еще один симптом всем нам, кто на другом берегу от особых людей. И я возьму на себя смелость сказать, что это нас разобщает, между нами нет диалога, мы закрываем дверь на все замки и лишаемся слуха.

Встреча с моей героиней помогла мне понять, как устроен процесс обучения особых детей изнутри. Я благодарен ей от всего сердца.

От моего дома до Школы было всего 95 шагов. Теперь мне кажется, что больше.

6. Поэма о красивой любви

Поэма о мужестве отдельно взятой матери. Кем взятой? Зачем взятой? Поставленной перед фактом не сдвигаемых с места обстоятельств — быть мамой особенного ребенка. Это очень трудно понять тем, кто не испытал этого на себе.