Изменение формы. Особая книга - Денис А. Сорокотягин

Мечтаю о белочке-девочке Мечтаю о главном Чтоб был мой детенок здоров и бежал от меня а потом же ко мне с визгом-писком бежал, возвращался Мне не надо особенного что ж я плачу как baby собственно baby, я cry, baby baby, я — тварь, baby Во сне я — женщина, бегущая по улице Ленина бегущая по улице Ленина к храму благоверного князя в ноги пасть прощенья у baby и Бога просить но нет больше шкафика нет baby бокса стенка цыплячьим покрашена сверху прибита доска ничего особенного просто еще один памятник архитектуры 19 века На улице Ленина просто еще один сон приснившийся утром когда нужно вставать а не спать меж главными снами сон межглавный, довесочный избыточный, незабываемый

Когда нарратив рад бы сам сдать меня в baby box, но видит мои слезы полуобморочные, чувствует, что я потерялся в теме, как в открытом море.

Рыбы, когда теряются, никогда не забывают плыть. Будь рыбой — говорит мне нарратив, плыви, смотри по сторонам стеклянными глазами, смотри, чтобы не сожрала тебя тема.

Она тебя может, она тебя сгложет.

Тебе приснится не один такой сон. В этих особенных снах и есть твое спасение. Они направят тебя.

Если же прозу снова возьмет за горло поэтическая строка, знай, это было-будет и есть — сон. Записывай их, и все тут. Положи бумагу и ручку на кровать. Никто не знает, когда они снова придут.

Ты же помнишь, baby box на улице Ленина, в стене храма. Храм этот стоит рядом с колледжем, где ты учился. Там на втором этаже еще была школа приемных родителей. Не тех, которые брали ребенка из бокса, после того как от него откажутся, а других, кто решался взять белочку или зайчика из детского дома. И, вообще, завязывай называть детей белочкам, зайчиками, а сам помни, что ты — рыба. Плыви и молчи, смотри по сторонам, фиксируй.

Одна неизвестная женщина решилась положить ребенка в baby box при храме Даниила Московского. Она знала, что ее имя останется анонимным, таковы правила бэби бокса. Она прочитала их на сайте компании, установившей baby box. Прочитала и приняла их.

Ты помнишь тот день, когда одна неизвестная женщина стала вдруг одной из самых известных женщин в городе, о которой пишут в газетах, рассказывают в новостях, помещают имя ее в заголовки пабликов? Нет? А вот она помнит. Ребенок, которого вернули матери, ничего не помнил ни тогда, ни в боксе, ни сейчас. И город забыл, и храм принял и простил сразу же. Слава Богу.

Рыбы не забывают плыть. Проплывают улицу Ленина, в том и другом направлении, и плывут, плывут, плывут себе дальше, не задавая лишних вопросов.

— Кстати, компания, поставившая тот бокс (теперь его, действительно, нет, просто остался странный шкаф в стене храма и выцветшее объявление — бэби бокс на ремонте) называлась «Колыбель надежды» — говорит нарратив на прощание и уходит от меня.

До следующего сна.

5. 95 шагов

Ровно 95 шагов от моего дома до Школы для особых детей. Надпись «Особые дети могут кричать и как-то необычно себя вести» расположена на фасаде этого учебного заведения. Всего таких табличек на доме, где располагается школа, четыре — на каждой стороне здания. Мы договорились о встрече с директором школы в 11 утра. Мы выбрали не совсем удачное время для нашей беседы. В школу пришла проверка перед предстоящим учебным годом. Но все-таки нам удалось выкроить сорок минут. Мы не были знакомы. Рассказав немного о себе, о возникшем замысле книги об особых людях, я попросил директора рассказать, как все начиналось. Первый, самый банальный вопрос, лежащий на поверхности. Но именно он формирует контур портрета, выстраивает верные пропорции. Я нажимаю кнопку REC на телефонном диктофоне. Директор переводит телефон в авиарежим и начинает…

Нет, все-таки предварительно я должен внести некоторую ясность. Человек, давший мне это интервью, попросил не называть его имени. Поначалу это огорчило меня, ведь страна должна знать героев в лицо. А потом я понял, что добрые дела, точнее, верное служение своему делу, не всегда нуждаются в огласке. Для меня это событие, некий подвиг. Для них — жизнь, которая и так усеяна минами, и совсем не хочется добавлять себе еще неприятностей. Это выбор человека, его право — не называться. Мое право — опубликовать все, что я услышал под другими именами. Надеюсь, что отсутствие конкретного лица в монологе не помешает создать портрет живого человека, посвятившего всю жизнь работе с особыми детьми. Итак, монолог.

«Когда я начала заниматься с детьми с нарушениями слуха, мне был двадцать один год. Я попала в детский сад для слабослышащих детей. Меня пригласили туда работать музыкальным руководителем. В то время я еще училась в музыкальном училище. Я сказала тогда своей приятельнице: что я там буду делать? Как эти дети будут воспринимать музыку? Мне тогда очень нужна была работа.

Я очень хорошо помню свой первый рабочий день. Помню даже, как звали сурдопедагога. Она привела детей. Их было пять. Тогда группы были очень маленькими. Еще был Советский Союз. Я сажусь за инструмент и спрашиваю С: «И что дальше?» А она мне говорит: «Ты марш играть умеешь?»

Я заиграла марш. Дети начали ходить по кругу. И была среди ребят одна такая девочка — Катя. Я ее очень хорошо