Изменение формы. Особая книга - Денис А. Сорокотягин

помню. Если бы я умела рисовать, то нарисовала бы ее портрет. Она стоит у меня до сих пор перед глазами. Эта девочка не могла ходить по кругу. Это я сейчас понимаю, что у нее было ДЦП, нарушение слуха, нарушение зрения и ринолалия (гнусавость). Тогда я не понимала. Катя ходила туда-сюда, два шага и обратно. Мое первое впечатление… Знаете, даже некая брезгливость была при виде этих детей. Также мне было их безумно жалко. Их заставляли что-то делать, у них ничего не получалось. У меня у самой тогда была совсем маленькая дочка.

Прошло полгода. И эта Катя снилась мне каждую ночь. В то время единственной школой для таких детей была Школа Микаэляна. Чтобы туда устроить ребенка, родители шли на многое, мамы устраивались в эту школу нянечками, делали фиктивный брак. Мама Кати работала в школе нянечкой.

Работая музыкальным руководителем, я почувствовала, что деградирую. Играю марши, польки, плясовые, песенки на трех нотках. Я решила, что не буду там больше работать. В конце учебного года ко мне подходит заведующая и говорит, что отдает мне все группы в саду. Я сказала ей, что буду уходить, что не могу. А она мне: «Понимаешь, в дефектологию кто-то приходит и уходит, а кто-то остается на всю жизнь. Ты в ней останешься». И я задержалась в саду, полюбила детей. Когда у меня что-то получалось, я испытывала такой кайф. Настолько просто работать с обычным ребенком, и настолько здесь все по-другому, идешь вместе с учеником маленькими шажками.

У меня началась частная практика. Родители просили заниматься с детьми на дому. Было много учеников. Учила играть на фортепиано, участвовали с ребятами в конкурсах, побеждали.

У меня всегда была мечта создать такое место, в котором можно заниматься искусством с особыми детьми. Мы с моими подругами открыли ИП, у нас был знакомый, который предоставил нам помещение. К нам стали приходить не только слабослышащие дети, но и аутисты. Тогда мы стали все это изучать. Это было двадцать пять лет назад, и было мало материала. Мы напросились вольнослушателями на уроки Никольской в Институте коррекционной педагогики, у нее там была своя лаборатория. А потом я поняла, что только музыкального образования мне не хватало. И поступила в Шолоховский университет на отделение олигофрено-педагогики и логопедии.

Первый опыт создания центра был не совсем удачный. Это было сложное время, 1997–1998 годы. Потом, в 2000 году, у меня умерла мама, мне было очень тяжело, все тяготило, и я уехала из Москвы в Харьков. Там мы тоже открыли Центр. Прожив много лет в Москве, я не смогла долго быть в Харькове.

Я вернулась в Москву, познакомилась с будущим мужем. Он мне очень во всем помогал. И мы совместными усилиями открыли в 2001 году Школу для особых детей. Сначала у нас был такой маленький, классный подвальчик. Мы раздавали листовки, дети приходили к нам в игровую комнату. Среди них я выбирала своих, с особенностями развития. Поначалу были только индивидуальные занятия. Потом родители попросили сделать группы на три часа, потом на весь день. Там же мы организовали театр. В районной школе арендовали зал, сами шили костюмы, делали декорации, показывали отчетные спектакли. Я считаю, что театр — это настолько необходимая вещь, он может показать, как ребенок развивается комплексно. От государства никогда не было помощи, мы и тогда и сейчас живем за счет родительских взносов.

Я вам рассказываю все так быстро, но на все это уходили годы, годы.

Потом мы уехали из подвальчика, переехали в цоколь. К нам пришла прокуратура, оштрафовали, потому как нельзя работать с детьми в цоколе. И вот семь лет назад мы переехали в этот район. Сначала был садик в другом помещении, здесь недалеко, но для школы нужно было большее помещение. Родители очень хотят, чтобы у нас помимо начальной школы и садика были и старшие классы. Но это все очень сложно. Я бы для этого уже получила отдельную лицензию на обучение детей с интеллектуальными нарушениями в легкой степени, для этого нужны мастерские, потому как они должны научиться делать что-то своими руками.

У нашей школы есть лагерь. Наших детей никуда не берут, особенно без родителей, поэтому мы открыли свой. Мы пробовали брать детей на отдых со стороны, но это заканчивалось всегда не очень хорошо. Чаще родители о чем-то не договаривают. С нашими детьми проще, мы знаем, чего от них можно ожидать, понимаем, кому нужен индивидуальный подход. Лагерь располагается в Пушкинских Горах. Далековато, да. В пандемию мы нашли базу поближе. В Калужской области. И нам так там понравилось, что мы теперь вывозим детей в лагерь два раза в год. Осенью и летом.

У нас очень разные дети. В основном это дети с аутизмом и интеллектуальными нарушениями разной степени. У нас нет детей с колясками, потому что помещение не позволяет. Если бы к нам пришел малоподвижный ребенок, мы бы и с ним занимались. Разница небольшая. Бывает ребенок без двигательных нарушений, но дерется, щипается, и ему тоже нужен персональный контроль.

Обучение в центре недешевое. Сейчас много частных школ, и наша школа не дороже. Самая затратная часть для нас — аренда. Нужно платить педагогам. В классе в среднем восемь детей. На каждый класс по два педагога, таким образом мы повышаем эффективность обучения. У нас молодой состав преподавателей. Я раньше преподавала в университете логопедию, специальную педагогику, психологию, поэтому имею возможность подтягивать новые кадры из университета. Мне было тяжело совмещать преподавание и работу в Центре. А проработала в университете где-то лет пять. Сейчас оставила только практику.

Я всегда говорю своим девчонкам-педагогам: «Если у вас есть к этим детям жалость, лучше не работать». От особых детей нужно требовать выполнения заданий так же, как от обычных детей.

У нас, вообще, сейчас есть тенденция, что общество должно подстроиться под этих детей. Я этого не понимаю. Человек должен подстроиться под общество, в котором ты живешь. Сначала у нас были проблемы, когда мы выводили детей гулять: нам приходилось уходить с детской площадки. Поначалу даже вызывали полицию, жильцы жаловались, что дети кричат, что мы над ними издеваемся. Поэтому мы и повесили таблички на здание, чтобы предупредить. Сейчас к нам привыкли. Та ситуация, которая недавно прогремела на весь интернет с мамой, устроившей скандал на детской площадке в Питере, для меня абсолютно рядовая. Для нас это обыденно и даже нормально. Меня просили прокомментировать это все на радио. На самом