Магия кельтов: судьба и смерть - Татьяна Андреевна Михайлова

речь идет об употреблении имен как христианских (в том числе и апокрифических), так и языческих мифологических персонажей, создающих специфический «фон» магической формулы. Он призван демонстрировать религиозную идентичность составителя и пользователя текста. Естественно, в материале, к которому мы обращаемся в первую очередь (особенно – славянском и русском – в частности), проведение четкой границы между язычеством и «наивным христианством» оказывается невозможным. Детальный анализ набора соответствующих «фоновых имен» хорошо иллюстрирует наш тезис. Например (заговор от лихорадки): «Прибегаю к вам, раб Божий (имярек), и прошу, великие помощники, Козьма и Демьян, Лука и Павел, сказать мне: для чего-де выходят из моря Окиана женщины простоволосыя, для чего оне по миру ходят, отбывают ото сна, от еды, сосут кровь, тянут жилы, как червь, точут черную печень, пилами пилят желтыя кости и суставы?» (Майков, 1994, № 107). Или: «Сошел Исус с Божьих Небес, с собой золотой крест перемял. Зорями умывался, солнцем утирался, крестом прекрещался и замками замыкался…» (заговор от воров, смотреть: Проценко, 1998, с. 223). Приведенные примеры, однако, относятся скорее к предметно-сюжетному фону русских заговоров, который действительно показывает аморфный мир народных верований, и в котором собственно христианские темы и образы переплетаются с иными, фольклорными, которые все же мы не решились бы назвать языческими. Необычайно велик в заговорах и пласт так называемых «безымянных персонажей», которые иногда оформляются как именованные (типа – Вихрь Вихревич и прочие). Номинации такого типа мы все же склонны относить к nomina propria.

Если же обратиться к упоминаниям собственно имени в заговорах, то, как это ни странно, каждый конкретный текст (в котором фигурирует «фоновое имя») иллюстрирует достаточно четкую ориентированность – либо христианскую, либо персонификацию и называние сил природы[15]. Последнее не может быть однозначно названо проявлением языческих верований, однако сам факт подобного «дополнительного распределения» фоновых имен, как кажется, должен обратить на себя внимание. Так, в собрании заговоров Л. Н. Майкова из 372 заговоров «фоновые имена» присутствуют в 164 (около 44 %), из них – 147 текстов демонстрируют христианскую ориентированность, 20 – «почитание природы», и лишь в трех случаях нами были отмечены совпадения ориентаций[16]. Например, почитание сил природы: «Встану я, раб Божий, благословясь, пойду, перекрестясь[17], из избы в избу, из дверей в двери, из ворот в ворота, под восток под восточную сторону; под восточной стороной ходит матушка утренняя заря Мария, вечерняя заря Маремьяна, мать сыра земля Пелагея и сине море Елена. Я к ним приду поближе, поклонюсь им пониже…» (заговор от бессонницы младенца (Майков, 1994, № 56). Или: «Матушка заря вечерняя Дарья, утренняя Марея, полуночная Макарида, как вы потухаете, поблекаете, денные и ночные, так бы и болезни и скроби в рабе Божием (имярек) человеке потухли бы и поблекли денные, ночные и полуночные. Аминь» (№ 236). Отметим, однако, что стихиям и силам природы даются обычно христианские имена. Сравним из «донских заговоров»: «Пришла я к тебе, река Ердань, земля Татьяна, река Ульяна, ключ Никита…» (заговор от сглаза. Проценко, 1998, с. 164). Сочетание упоминаний поименованных сил природы и христианских «фоновых имен» сравнительно редко. Сравним, однако: «…под красное солнце, под светел месяц, под утреню зарю Марию, под вечернюю Маремьяну, ко Кияну морю, на Кияне море Златырь камень, святая апостольская церковь, в апостольской церкви свят престол, на святом престоле сидит Михайло архангел, да Егорий храбрый» (Майков, 1994, № 194).

В современной русской заговорной традиции, относящейся к так называемому неоязычеству, естественно, не встречаются фоновые имена, демонстрирующие христианскую идентичность исполнителя заговора. Наиболее часты в них имена архаических богов псевдославянского языческого пантеона, с которым адепты данной традиции обычно знакомятся по разного рода поздним обработкам и даже – этнологической литературе. В контексте поразительной стойкости отдельных мотивов и конкретных заговорных формул именно то, что мы называем «фоновым именем», действительно начинает выступать как маркированный элемент. Сравним, например, заговоры против кровотечения («от крови») в псевдохристианской и неоязыческой традициях: первые три – из собрания Майкова, причем записаны они были в разное время и в разных местах (№ 141 – из раскольничьих тетрадей), последний – из неоязыческой традиции:

№ 143 – На мори на Кияни, на острове на Буяни, на камне на высоком стоит гробница, в гробнице лежит красная девица; ты встань, востань, красная девушка, возьми иглу линевую, ты вздень нитку шелковую, зашей рану кровавую.

№ 144 – На море на Окияне, на острове на Буяне лежит бел-горюч камень. На сем камне стоит изба таволоженная, стоит стол престольный. На сем столе сидит красна девица. Не девица сие есть, а Мать Пресвятая Богородица. Шьет она, вышивает золотой иглой, ниткой шелковою. Нитка, оборвись, кровь запекись, чтобы крови не хаживати, а тебе, телу, не баливати.

№ 141 – На море на Окияне, на острове на Буяне лежит камень; на том камне сидела Пресвятая Богородица, держала в руке иглу золотую, вдевала нитку шолковую, зашивала рану кроваву.

На море-окияне, на острове Буяне стоит камень бел-горюч, сидит на нем красная девица, швея-мастерица, берет иглу булатную, вдевает нитку шелковую, рудо-желтую, зашивает раны кровавые. Заря-зарница, Даждьбога сестра, помоги мне запечь, запереть раны кровавые на брате или сестре (имярек).

В том, что касается призывания высших сил, данный элемент магической формулы является настолько универсальным, что вряд ли нуждается в каких-либо пояснениях. Как правило, в сохранившихся традиционных народных заговорах призывания христианского Бога или святых, видимо, представляют собой функциональную замену иных сил, к которым взывал магический текст в своей более архаической форме. Интересно в связи с этим, что подобные инвокации могли сопровождать и определенные действия, которые, собственно говоря, не могут быть названы ритуальными. Так, как замечает А. Я. Гуревич, «церковь не запрещала сбора целебных трав, если он совершался с молитвой, но решительно осуждала его в тех случаях, когда вместо “Credo” и “Pater noster” исполнялись “безобразные заклинания”» (Гуревич, 1981, с. 141).

Фольклорные ирландские заговоры, по крайней мере – в том эпизодическом объеме, в котором они были нам доступны по разрозненным публикациям (в основном – в журнале Béaloideas), как кажется при анализе их основных «фоновых имен», демонстрируют скорее четкую христианскую ориентацию, что приближает их к поздней славянской заговорной традиции, например чешской (смотреть собрание Е. Вельмезовой: Вельмезова, 2004). Заговоры «сюжетные» среди ирландских относительно редки[18], а если они и встречаются, то демонстрируют скорее не фантастические темы типа «шел Христос через Калинов мост», а более конкретные отсылки к Священной истории.

Сравним, например, заговор от «жара» (an fhiabhrais):

Neart Mhuire agus a mic. Cúnamh ón Spiorad Naomh. Dhá láimh gheala Chríost i gcoinnibh na