Послевкусие смерти - Михаил Темняков

Потом её осенило: возможно, мамы тут и нет.

Она начала поиски, внимательно осмотрела зал. Первой находкой стала сумочка матери. Затем — чья-то чужая сумка, нож с обгоревшей ручкой. Она позвала маму и направилась к обгоревшей, разломанной двери. Осмотрела её и вошла внутрь.

Там пахло серой и горелым деревом. Она шла медленно, густое чувство тревоги отягощало каждый шаг. «Впереди опасность», — кричал мозг, уже граничащий с безумием.

Татьяна дошла до склада и вошла. Её внимание привлекла не холодильная камера и не шум изнутри, а разрозненная толпа маленьких тел, уставившихся на холодильник. Они смотрели на него, не отводя взгляда, будто ждали, что из него что-то выпрыгнет.

А затем десятки детских лиц повернулись к Татьяне.

Она не закричала от ужаса, не стала задыхаться. Инстинкт «бей или беги» сработал мгновенно. Сознание вернулось к ней только у выхода из магазина. Лёгкие горели, будто их набили бритвами. Грудь пылала, словно заполненная углем. Татьяна отдышалась, и тело её наполнила ярость. Ненависть. К этим маленьким тельцам. Она знала — нет, была уверена, — что за смертью матери стоят они.

Огляделась в поисках чего-нибудь тяжёлого, крепкого — оружия для мести. Среди всего хлама её внимание привлек огнетушитель. Крепкий, увесистый. Самое то, чтобы проломить чертёнку голову. Раскрошить, разбить, превратить в месиво. Отомстить.

Татьяна пошла назад. Её походка впервые в жизни изменилась — стала уверенной, твёрдой, будто до этого она и не ходила вовсе. Месть вела её. Жажда справедливости осенила душу, наполнила руки силой.

Первого мальчика она встретила у сломанной двери и со всей дури обрушила огнетушитель на его голову. Та с хрустом поддалась, рассыпая угольки. Оружие остановилось у самых ноздрей. Татьяна замерла на мгновение, всё ещё сжимая огнетушитель над ребёнком.

Тот, будто по команде, резко вытянул руки. Зубы шевельнулись в немой просьбе.

Татьяна отшатнулась, её уверенность дрогнула. Она снова ударила — сокрушительно, сметая всё до самого горла. Тельце, не отпуская руки, двинулось вперёд. Из горла вырвался булькающий звук, а за ним — ворох искр.

За спиной мелькнули ещё двое.

Они наступали, а Татьяне пришлось отступать. Она перехватила оружие, выдернула чеку, схватилась за раструб и надавила на рычаг. Белая струя окутала детей. Она заливала их, не жалея запаса. Безголовое тело рухнуло на пол. Через несколько секунд повалились остальные. Огоньки в их глазницах потухли.

Татьяна усмехнулась, направила раструб на подошедших двоих и залила их. Раздался звук, похожий на плач утопающего.

Пока они гасли под напором огнетушителя, подоспела подмога. Из дверного проема вышло ещё десятка два.

Женщину переполнял восторг, азарт победителя. Она крикнула, чтобы подходили ближе, и снова нажала на рычаг — но из раструба вылетели лишь жалкие капли, будто кровь изо рта чахоточного. Затем раздался шипящий звук выходящего воздуха.

Татьяна выругалась, перехватила огнетушитель и со всей силы ударила ближайшего. Удар пришёлся в щёку — с хрустом шея отделилась от тела, и голова шлёпнулась о стену.

Безголовый отшатнулся, но через мгновение снова двинулся на неё.

Дети шли, вытянув руки. Их голоса сливались в монотонный напев.

Татьяна замахнулась снова, размозжив руку одному из наступавших. Третий удар пришёлся в плечо — оно развалилось, и конечность отвалилась.

Но от силы удара рычаг впился ей в палец, содрав кожу до мяса. От боли она зашипела, присела, сжимая рану.

А над ней навис безголовый.

Он шагнул вперёд — и она пнула его в опорную ногу. Тело потеряло равновесие и рухнуло на её ногу.

Татьяна закричала, взывая к богам. Нога горела, шкварчала, зажаривалась заживо. Она повалилась на спину, пытаясь сбросить его другой ногой.

Но на правую руку упал ещё один ребёнок — лет семи. Он обнял её, вцепившись в одежду. Синтетика расплавилась, въедаясь в кожу.

Она била его по голове, но лишь сожгла ладонь. Адреналина не хватало, чтобы заглушить боль.

Её начало мутить. В глазах всё поплыло, краски поблёкли. Будто кто-то убавил яркость мира, а затем размыл его.

Сквозь пелену мучений она услышала детские голоса:

— Спасибо…

Татьяна повернула голову — но на руке не было никого. Лишь груда угольков рядом с обугленной до кости конечностью. То же самое — на ноге.

Она перевернулась на живот и поползла к выходу. Вернее, попыталась. Единственная рабочая рука с трудом цеплялась за стыки между плитками.

Она подтянулась раз, другой… Ногти зацепились за шов — и отщелкнулись, как скорлупки семечек, обнажая розовую плоть.

В этот момент она сдалась.

Сил плакать не было, хотя слёзы жгли. Нижняя губа беззвучно дрожала.

Сознание уплыло.

И она уже не почувствовала, как на спину ей навалилось что-то тяжёлое.

Анжелику Степановну освободили на следующий день. Её замёрзшее тело вынесли из холодильника, погрузили на носилки и отправили в морг.

Следователи нашли три обгоревших скелета — и больше ничего.

Тринадцатилетний мальчик утверждал, что, когда пришёл «отомстить» продавщице за хамство, увидел пару чёрных детей — будто обгоревших. Ему не поверили. Лишь спросили, как он собирался мстить.

— Хотел написать на магазине: «Продавщица — дура», — ответил он с обидой.

Никто не знал, что в тот день он зашёл в магазин, набрал полную сумку энергетиков и даже дошёл до холодильника. Открыл его — и увидел ещё живую, замёрзшую Анжелику Степановну, умоляющую о помощи.

Она ползла к нему, кожа синяя, одежда дубовая, покрытая инеем. В детском воображении она казалась снеговиком.

Мальчик улыбнулся и сказал:

— Дура старая, продай энергетик!

И захлопнул дверь.

Три обгоревших скелета он сфотографировал. Теперь в школе все будут считать его крутым. А потом он достанет баночку из своих запасов — и тогда все поймут, кто перед ними!

Молодость блатная

Машина заглохла. Её движок остановился, как сердце старого человека, лежащего в искусственной коме. Жанна выругалась, проклиная китайцев — создателей машины — и нехотя выползла из автомобиля навстречу прохладе. Дуновения ветра трепали её завивающиеся тёмные локоны. Лето было не самым тёплым и гостеприимным. Оно прославилось дождливой погодой, сильными грозами и сверкающими молниями. Сводки новостей пестрели сообщениями об убитых молниями людях и животных, о сгоревших домах и затопленных участках. Метеорологи утверждали, что так бывает, хоть и крайне редко; конспирологи накручивали вселенский заговор, а набожные твердили — во всём этом виновата рука Божья, да и не виновата вовсе, ведь грешны мы, люди, столько и заслужили. Тяжело было вспомнить хотя бы один жаркий день в это пасмурное лето.

Жанна