Послевкусие смерти - Михаил Темняков

Ради праздного любопытства решила пройти по этому туннелю, посмотреть, что будет ждать впереди. Да и манило её туда, словно невидимая рука призывала к себе. Какое-то едкое, необъяснимое чувство сулило: впереди она найдёт то, что искала долгие годы.

И в этом зелёном сумраке к ней вернулось забытое чувство — будто она снова стала маленькой Жанночкой. Пухленькой девочкой, которую за щёчки треплет бабушка. Отец снова уехал в командировку, а мать пропадала на заводе. Бабуля читала ей интересные сказки про Кощея Бессмертного, про прекрасную Василису. Жанна шла вперёд, ощущая себя героем сказки, идущим по живому лабиринту, где в конце её ждёт, как и всех героев, то, что она заслуживает.

Сказка таяла с каждым шагом, уступая место воспоминаниям — но уже не детским, а кровавым. Они накатывали, затопляя и вытесняя последние светлые образы.

Чехи взорвали машину с Темой Жарким. Толпу кавказцев расстреляли на дискотеке. С моста сбросили авторитета, чьё имя она не вспомнила. Задушили чеченца Джоко. Задушили Степу Нахрапа.

Она шла среди ветвей, что задевали её куртку, как пальцы завсегдатаев её любимого заведения, только теперь вместо денег у них — листья. С разных сторон доносились звуки животных. Ей не было страшно. Она не боялась леса. Хоть и представляла, скольких парней здесь закопали. Чего бояться? Что они восстанут и начнут мстить? Что ж, пусть. Всё равно все там будем. А уж от чего отправиться на тот свет — не так уж и важно.

— Жанка, помнишь, как мы ларек отжимали? — донёсся из деревьев голос.

— Конечно, Игорян, помню. Тебя из-за него потом в бетон замуровали, — ответила она, не задумываясь.

— Жан, ты это прости, герыч бодяжный был, решил больше взять, да лишка хапнул, — объяснялся перед ней Гвоздь с другой стороны.

— Да мне-то что, Дань? Твои проблемы.

— Эх, хорошая банька была, испортили суки… Всё постреляли, кровью запачкали.

— Не переживай, Артурчик, в аду, наверное, лучше парит…

Она шла дальше, уже не обращая внимания на голоса. Бесовской хор в её голове начинал утомлять и раздражать. Она прекрасно понимала, что ведёт разговоры в пустоту — с ветром и деревьями. Усталость копилась, заполняла тело; она пыталась приободриться пустыми разговорами, но становилось только хуже. Отзвукам прошлого надоело говорить в пустоту, и они замолчали перед самым выходом из туннеля.

Перед ней, среди деревьев, стояла деревянная избушка — старая, покосившаяся.

— Избушка, избушка, повернись ко мне задом, — ехидно протянула Жанна, уперев руки в бока, — а к лесу передом и немного наклонись.

Из трубы медленно вился дым. Значит, тут кто-то есть. Жанна, не раздумывая, продефилировала к домику, спрятанному среди деревьев от лишних глаз. Она понимала, что помощи ждать неоткуда и телефона здесь нет. Может, хоть накормят?

Она подошла к избушке вплотную. Приподнятое настроение тут же улетучилось. «Точно не накормят, а даже если и попытаются — есть не стану». В нос ударил запах ветхости, пыли и какого-то непонятного смрада; Жанна смогла различить аммиак и вонь протухшего лука.

Повсюду висели засушенные растения, в одном из углов паук заботливо соорудил паутину. Банки с непонятной жидкостью стояли возле двери. Она обходила их с отвращением, боясь задеть. Казалось, что в них налито что-то отвратительное, даже, возможно, протухшее. В грязном мутном окне она увидела мерзкое лицо — будто столетняя старуха, лишь отдалённо напоминавшая женщину, смотрела на неё. Жанна не сразу сообразила, что это её отражение.

От моральной боли, вызванной отвращением и страхом перед старостью, она закрыла глаза, и несколько капель слёз выступили на её щеках. Будто она увидела будущую себя — так промелькнула в голове устрашающая мысль.

Жанна постучала пару раз в хлипкую, покосившуюся дверь. Казалось, ударь посильнее — и она разлетится на щепки.

Внутри послышалось вошканье, бряканье, и дверь со страшным скрипом отворилась. Наружу показалась маленькая бабка в рваных серых лохмотьях. Она удивлённо уставилась на посетительницу, осмотрела её снизу вверх и прокаркала:

— Чего изволите?

Голос её действительно напоминал воронье карканье, на повышенных тонах, будто она не могла контролировать свой голос: он на слогах то взлетал, то, наоборот, падал, превращаясь чуть ли не в горловое хрипение. Затем бабка поднесла к горлу огромную бутыль с розовой жидкостью, придерживая дно рукой, и сделала несколько глотков, со смачным бульканьем. Блаженно выдохнула, показывая наслаждение от выпитого. А нос Жанны уловил неприятный аромат дрожжей.

— Брагу будешь?

Спросила бабка, протягивая ей полупустой бутыль — в него, похоже, вмещалось литров пять. Бабка с тарой в руках выглядела карикатурно. Жанна поморщилась и брезгливо отказалась.

— Ну как хочешь, тут тебе два раза не предлагают. Так чего тебе?

— Какого мужика, старая? У меня машина сломалась, на улице дождь. Позвонить есть?

— Куда звонить? Тут не звонят, здесь по-другому говорят.

— Как это по-другому?

— Криком! — Она крикнула в сторону леса громко, протяжно: звук «ААА» разнёсся по округе, а потом она рассмеялась и снова отпила пьянящей жидкости. — Заходи давай, не гоже на пороге гостей томить, — сказав это, она скрылась в доме.

— Какая я гостья? Так, пассажирка, — ответила ей Жанна, заходя в избу. Она боялась испачкать одежду или тело, а если, не дай бог, в её волосы что-то попадёт — она к чёрту сожжёт эту избушку.

— У меня тут не трамвай, чтобы пассажиры были. Тут только гости.

— Ну раз гостеприимство такое, то не напоишь чаем?

— Такой гадости нет, есть отвар из трав. Будешь?

— Вкусный хоть? Не траванусь?

— Не переживай, так, на любителя.

— Видела я как-то на любителя одно видео… — в голове её всплыл образ с видеокассеты… о котором она очень давно хотела забыть.

— Делать?

— Пожалуй, откажусь от такого напитка. Ты тут одна живёшь?

— В избе да, а так — со зверями.

— Офигеть, и как ты здесь выживаешь?

— Как, как, — она снова выпила. — Такие как ты приходят: мужика увели, вернуть хотят, приворожить, сглаз сильный снять или порчу навести. Деньги дают, я не беру, вещами и едой требую плату.

— Порчу говоришь? Есть у меня на кого понос навести, — Жанна усмехнулась своей шутке.

— Готово. С тебя пять банок тушёнки и пара копчёных окорочков. Жрать их люблю.

— Чего?

— Ты же хотела порчу, вот навела.

— Ты что тут лепишь? Какая порча-то, на кого? Ты давай мне не втирай тут в уши.

— На Банзая понос, как ты и хотела. Ещё скажи, что платить не будешь?

— Какого… Ты откуда Банзая знаешь? И как поняла, что на него надо? Что за фокусы?

— Много вопросов, мало действия,