Крестный путь патриарха. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского) - Михаил Иванович Одинцов

Рубинский, которому передали собор, в свое время был лишен сана, а ранее его общине передавались один за другим два храма, оба потом приведенные в полную негодность из-за отсутствия средств. Комиссия на своем заседании признала факт незаконного закрытия Воскресенского собора и «указала» председателю Арзамасского райисполкома «на отсутствие политического подхода и допущенные им формальные нарушения установленных законом порядков при закрытии церквей». Однако, учитывая, что «собор фактически ликвидирован» (т. е. снята с учета православная община и у нее изъято здание), Комиссия постановление Президиума Горьковского крайисполкома о закрытии Воскресенского собора утвердила. «Сергиевцам» для культовых нужд общины было передано другое культовое здание. Справедливость была восстановлена лишь в патриаршество Сергия (Страгородского), когда собор возвратили верующим.

В конце июля 1936 г. заканчивался срок очередной ссылки митрополита Петра (Полянского). Церковная общественность с нетерпением ожидала его возвращения. Но неожиданно для всех в сентябре 1936 г. НКВД предоставил информацию о смерти митрополита Петра. В связи с этим 27 декабря 1936 г. Патриархия приняла особый «Акт о переходе прав и обязанностей местоблюстителя патриаршего престола Православной Российской церкви к заместителю патриаршего местоблюстителя, Блаженнейшему митрополиту Московскому и Коломенскому Сергию (Страгородскому)», который к тому времени 11 лет реально возглавлял Русскую церковь[261].

В связи с изменившимися обстоятельствами, Синод принимает и направляет на места указ о новой форме поминовения за богослужениями патриаршего местоблюстителя. Он гласил:

«Имели суждение о форме поминовения Патриаршего Местоблюстителя в церквах Московского патриархата и, в согласии с мнением Преосвященных архипастырей Русской Православной Церкви, определением от 27 декабря 1936 г., за № 147.

Постановлено: С 1 января наступающего 1937 г. ввести за богослужениями в церквах Московского Патриархата поминовение по следующей форме: после “Святейших Патриархов Православных” возносится имя “Патриаршего Местоблюстителя нашего Блаженнейшего митрополита Сергия”, а там, где полагается, полный титул: “Патриаршего Местоблюстителя нашего Блаженнейшего Сергия, митрополита Московского и Коломенского”»[262].

Сергий неустанно служил в храмах Москвы и ближайшего Подмосковья. Вряд ли мы сможем сегодня хотя бы в малой степени представить и ощутить его тяжелые душевные переживания. То были страшные годы в жизни митрополита Сергия (Страгородского), да и всей Православной церкви. Лишь немногие понимали всю чрезвычайность ситуации и, как могли, поддерживали его.

…Был праздничный воскресный день. Отец Сергий (Лебедев), сидя за своим рабочим столом, сосредоточенно разбирал принесенную почту для митрополита Сергия. Неожиданно внизу раздался звонок. Он открыл дверь: на пороге стояли двое – конвоир и… архиепископ Филипп (Гумилевский), о котором с момента его ареста ничего не было известно уже два года.

– Владыка, вы… – радостно и изумленно проговорил секретарь митрополита.

Они бросились в объятия друг друга, ибо их объединяла многолетняя дружба. Конвоир смущенно отошел в сторону.

– Где же владыка? – наконец спросил Филипп.

– Еще с утра уехал по приглашению служить где-то в пригороде.

– Как жаль… У меня очень мало времени. – Филипп посмотрел на конвоира. – Спасибо добросердечным людям… позволили заехать к вам по пути на новое место жительства. Но что же, что же делать? – нервно продолжил он. – Выходит, мне не дождаться Преосвященнейшего… Дайте-ка мне листок бумаги, хоть весточку оставлю о себе, а то, неровен час, и свидеться больше не удастся…

Часа через три вернулся Сергий Страгородский. Прочитав поданное секретарем письмо, поцеловал его и спрятал на груди со словами: «С таким письмом и на Страшный суд предстать нестрашно!» Потом прошелся по комнате. Сергий Лебедев молча наблюдал за всем происходящим: таким взволнованным и растроганным он митрополита не видел. Тот вновь развернул письмо и прочел его, но на этот раз вслух: «Владыко святый, когда я размышляю о Ваших трудах для сохранения Русской церкви, я думаю о Вас как о святом мученике, а когда я вспоминаю о Ваших ночных молитвах все о той же Русской церкви и всех нас, я думаю о Вас как о святом праведнике».

– Сережа, – обратился митрополит к своему секретарю, – после моей смерти будут всякие толки… многие будут осуждать меня. Сложно им всем будет понять, не зная всех трудностей, выпавших на мою долю, что я вынужден был делать в это страшное время, чтобы сохранить литургию, таинства… сделать их доступными для православных прихожан, защитить от гонений не только священнослужителей, но и молящихся… Возьми письмо, подшей в мое личное дело.

Через несколько месяцев стало известно, что архиепископ Филипп Гумилевский был застрелен следователем во время допроса… Хоронили его как простого монаха в закрытом гробу, а сестре сказали, что открыть гроб нельзя, так как владыка умер от инфекционной болезни[263].

1937 г. стал апогеем сталинского режима репрессий. К этому времени были закрыты 8 тысяч православных храмов, ликвидированы 70 епархий и викариатств, расстреляно около 60 архиереев.

Сергий (Страгородский), митрополит Московский и Коломенский, в своем кабинете

1937

[Из открытых источников]

В том же году судьба нанесла еще один удар Сергию (Страгородскому): погибла его родная сестра Александра Николаевна Архангельская. Она была арестована как «сестра митрополита Страгородского Сергия». Ее обвинили в том, что она «являлась участницей контрреволюционной церковно-фашистской организации, проводила вербовочную работу и вовлекала в организацию 3-х человек, для печатания контрреволюционных листовок хранила шрифт, имея связь с митрополитом Сергием, получала от него контрреволюционные установки для организации». Несмотря на полную абсурдность обвинений в отношении Александры Николаевны, приговор был приведен в исполнение 4 ноября 1937 г.

Александра Николаевна Архангельская

Январь 1937

[Из открытых источников]

Евгений Александрович Тучков

1930-е

[Из открытых источников]

В это же время в Москве был арестован и расстрелян келейник владыки Сергия – иеромонах Афанасий.

В начале октября 1938 г. после многочисленных обращений Сергию удалось добиться приема в ОГПУ. В здании на Лубянке его встретил Е. А. Тучков. В тот момент он уже был в новой должности – заместитель особоуполномоченного ОГПУ по Москве.

– Я просил принять меня, – начал Сергий, – чтобы узнать причины арестов епископов и иереев в Москве, Сибири и на Урале.

Тучков, в новой форме и при орденах, восседал за столом, перед ним – бумаги, бумаги. Мельком взглянув на гостя и вновь обратившись к бумагам, он проговорил:

– Арестованы участники антисоветских организаций, члены террористических групп.

– Но в письмах, поступающих ко мне от родственников, паствы и духовенства, говорится о их невиновности. Столь много обращений… неужели все они враги? Я не могу поверить в это. И потом, они под защитой конституции как граждане… Надо назначить дополнительное расследование, чтобы успокоить верующих.

– Иван Николаевич, вы же образованный человек, читаете газеты, знаете положение в стране. Партия и государство не могут миндальничать с