Крестный путь патриарха. Жизнь и церковное служение патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского) - Михаил Иванович Одинцов

будто бы у нас запрещают молиться и т. д. Вот почему нам нужно быть очень тактичными при объяснении вреда религии трудящимся новых советских республик. Конечно, и там произойдет та революция в сознании трудящихся, которая произошла в нашей стране за двадцать два года, но она пойдет гораздо быстрее, потому что эти народы получают советскую власть в готовом виде, а мы за советскую власть дрались на фронтах Гражданской войны. Они в готовом виде получают всю советскую организацию, все созданные советской властью учреждения и весь накопленный за это время опыт. Путь, пройденный нами, они с помощью всего Советского Союза пройдут гораздо скорее»[268].

Подтверждение существенности религиозного фактора на новых советских территориях содержится в многочисленных документах партийных органов, например, Белоруссии[269]. Правда, в соответствии с партийными антирелигиозными установками в этих документах, свершаемые в храмах, молитвенных домах и монастырях богослужения, обряды и таинства; звучащие проповеди духовенства и его призывы «укреплять веру», «следовать Библии», «молиться о Божием заступничестве», «надеяться на Бога, не падать духом и не унывать», «ходить в храмы и молиться»; присутствие множества молящихся, в том числе детей и молодежи, характеризовались и воспринимались партсовработниками как свидетельство противостояния и противодействия новой власти со стороны духовенства и верующих.

Новые территории, на которых действовало более 3 тысяч православных храмов и 60 монастырей и было 14 правящих архиереев, доставляли определенные проблемы Московской патриархии. Дело в том, что тамошние православные епархии в послереволюционный период заявили о своей церковной самостоятельности. Теперь, в новых политических обстоятельствах, неизбежно должны были вноситься изменения в их церковную жизнь. Патриарший местоблюститель, митрополит Московский и Коломенский Сергий стремился упорядочить здесь церковную жизнь и взять ее под контроль.

Сложная религиозная ситуация складывалась в Молдавской ССР, прежде всего на территории бывшей Бессарабии. Как отмечают исследователи, местные власти не формулировали и не объявляли о масштабных планах антицерковных мероприятий. Однако даже первые шаги в части приведения к общесоюзным требованиям, предъявляемым к действовавшим религиозным объединениям, – изъятие метрических книг, введение гражданской регистрации актов состояния, национализация церковной и монастырской собственности вызвали настороженность верующих, опасение, что будут ликвидированы все церкви и молитвенные дома[270].

Недовольство верующих молдавские власти попытались преподнести как политические, антисоветские действия, но не встретили «понимания» в Москве. Буквально за месяц до начала войны секретарь ЦК КП(б) Молдавии П. Г. Бородин вынужден был в директивном указании секретарям укомов, горкомов и райкомов КП(б) Молдавии предписать считаться с «глубокими религиозными чувствами населения Бессарабии»[271]. Более того, 7 июня 1941 г. в инструктивном письме секретаря ЦК КП(б) Молдавии М. М. Бессонова, касавшегося «антирелигиозной пропаганды» и необходимости ее улучшения[272], вновь указывалось на факты «администрирования и ущемления религиозных чувств трудящихся»: во время службы представители власти вошли в храм и стали изгонять оттуда детей; милиционер во время службы с папироской в зубах и в фуражке, насвистывая веселый мотив, прошел в алтарь и предложил священнику после службы явиться в милицию; председатель сельсовета вошла в храм, составила акт о закрытии церкви и предложила крестьянам пойти на полевые работы; учитель поймал собаку, прицепил ей на шею крест и пустил по селу, показывая ее крестьянам со словами: «Смотрите, бежит поп»[273]. Партийная власть требовала устранить эти «недостатки».

Центральные, а вслед за ней и республиканские партийно-советские органы не мешали Московской патриархии восстанавливать свою юрисдикционную власть на территории бывшей Бессарабии. Как известно, в 1918 г. Бессарабия была присоединена к Румынии и православные приходы были включены в состав Румынской церкви, но Московская патриархия не признала эти действия канонически верными. 3 декабря 1940 г. митрополит Сергий (Страгородский) подписал распоряжение о направлении епископа Тульского Алексия (Сергеева)[274] в Молдавию. В нем указывалось: «Он командируется в г. Кишинев по делам службы в качестве Управляющего православными общинами Кишиневской, Бельской, Измаильской и Черновицкой епархий сроком на 6 месяцев».

В мае 1941 г. «работа» епископа обсуждалась в Московской патриархии. Очевидно, признана она была положительной. Указ Московской патриархии, подписанный митрополитом Сергием, гласил: «Для пользы церковного дела в Бессарабии и Буковине нахожу целесообразным и благовременным Преосвященного Тульского, временно управляющего Кишиневской и др[угими] епархиями, утвердить на Кишиневской кафедре с присвоением ему титула архиепископа Кишиневского и Бессарабского, оставив в его управлении епархии Измаильскую и Белецкую и возложив на него общее попечение о самостоятельной Черновицкой епархии применительно к положению об областном архиерее».

Религиозная ситуация на вновь вошедших в состав Советского Союза территориях привлекала внимание органов НКВД и позднее выделенного из него НКГБ. Оба наркомата «традиционно» рассматривали своих «подопечных» – религиозные организации в качестве возможных политических противников советской власти. Но вместе с тем в их деятельности присутствовал и вполне очевидный прагматизм, т. е. стремление использовать религиозный фактор в целях сохранения социальной стабильности в новых советских регионах. Первостепенное внимание было направлено на православный епископат и приходские общества, в отношении которых ставилась задача установить «оперативный контроль» и предотвратить попытки «использования иностранными разведками и их агентурой церковных организаций для борьбы с советской властью».

Соответствующий разработанный план действий, после одобрения Сталиным, претворялся в жизнь. Его основными практическими пунктами стали, во-первых, роспуск самостоятельных православных епархий иных церковных юрисдикций и, во-вторых, перевод их в юрисдикцию Московской патриархии, с назначением туда в качестве епархиальных архиереев «агентов НКГБ СССР». Последнее указание надо воспринимать критически, поскольку для НКВД – НКГБ все, чья гражданско-политическая позиция приближалась или совпадала с видением этих наркоматов, причислялись, безотносительно их реальных официальных контактов со спецорганами, к «агентам» их влияния и исполнителям их воли. На самом деле, не отрицая единичных фактов официально оформленного сотрудничества священнослужителей со спецслужбами, признаем, что их было очень и очень мало, и таковые «агенты» присутствовали во всех более или менее крупных религиозных организациях[275].

Прежде всего православные общества в западных областях Украины и Белоруссии были выведены из-под юрисдикции Польской автокефальной церкви. «Самостоятельность» этой церкви не признавал ни патриарх Московский и всея России Тихон (Беллавин), ни патриарший местоблюститель митрополит Крутицкий Петр (Полянский). Митрополиту Московскому Сергию Страгородскому юрисдикционный вопрос удалось разрешить почти безболезненно, так как абсолютное большинство православного населения новых территорий признавало себя неотъемлемой частью Русской церкви. Соответствующие прошения о присоединении к Московскому патриархату подписали и подали большинство архиереев. В октябре 1940 г. митрополит Сергий (Страгородский) своим указом на базе западных епархий Украины и Белоруссии образует Западный экзархат. Экзархом и главой Волынско-Луцкой епархии с центром в Луцке назначается архиепископ Николай (Ярушевич)[276]. В марте 1941 г. он возводится в сан митрополита, в июле становится митрополитом Киевским и Галицким, экзархом Украины.

Сложнее ситуация была в Прибалтике. Действовавшие