Дитя чумного края - Натали Абражевич

Мигрень никак не проходила, и Йер наконец сдалась.

Колдуньи вились общей стайкой, и от их движения в глазах рябило. Йер не в силах была разглядеть, кто там целительница, а кто нет.

— Ты что? — позвали ее. Голос она прежде слышала и, щурясь, разглядела рыжую.

Потом все провалилось в черноту, и Йер опомнилась тогда лишь, когда от прикосновения холодных рук пошла приятная волна, унесшая с собою боль и вымотанность. Йер почудилось, что воздух стал прозрачнее и чище, вдох впервые проник дальше глотки.

— Я… Спасибо… — голос едва прозвучал, но до смешного мелкая целительница все-таки разобрала.

— Это от меня спасибо, — прозвучало рядом.

Йер вдруг обнаружила себя сидящей, и ее придерживала за плечо все та же рыжая — Йола́нда, как она теперь припоминала.

— Мне за что?

— Я тебя видела. Во время нападения. Ты билась, пока мы все прятались, молились, чтоб нас не заметили.

Она говорила искренне, и оттого слова звучали только большим унижением — Йер чуть не сплюнула: как будто ее было, за что поблагодарить. Она сражалась только потому, что не додумалась укрыться.

Но сквозь горечь она все-таки заметила: к ней потеплели. Меньше сторонились, не смотрели волком, рыжая и вовсе будто приняла одной из них — уже не проклятая Мойт Вербойн, своя. Враг сплачивал.

— Значит, ты из самого́ Лиесса? — больше констатировала, чем спросила рыжая Йоланда.

Йер кивнула, а потом подумала, добавила из вежливости:

— Ну а ты?

— Хойм. Это фогтство ниже…

— Да, я знаю.

— Ну вот мой отец в нем фогт. Когда я оказалась чародейкой, он отдал меня быть орденской сестрой, чтоб дар не пропадал зазря. А как тебя в Лиесс-то занесло?

— Да бабка была настоятельницей, — лучшего ответа у Йер не было.

— А-а-а. Ну, повезло. Я вот всю жизнь смотрела из долины и гадала, как оно — жить наверху, в столице. Больше всего — в ночи Лунного Огня, когда весь склон горел зеленым.

Йер не знала, что ей отвечать, кивнула. Ей на счастье к ним проталкивалась девушка в сером плаще — но не целительница. Чародейкам из незнатных орденскими сестрами не быть, но тех, кто годен, гнали на войну со всеми, и Йер силилась не вспоминать, чего ей стоило заполучить орденский плащ и оказаться здесь, не спрашивать себя теперь, когда в том смысла не было, а точно ли оно того в конце концов-то стоило.

— Йо́лла, я тебе все постелила.

— Да, спасибо, — мельком отмахнулась та и продолжила для Йер: — Знакомься, это Дре́га. Мы учились вместе и сдружились, так что я уговорила отца, чтобы он ее при мне оставил и взял в Орден, как полусестру. Кто ж знал, что из-за этого мы обе тут окажемся!

Она хохотнула, но невесело, и Йер задумалась, а сколькие из них не ждали этого, и не хотели здесь быть. Она и сама не чувствовала радости и удовлетворения, что наконец-то там, куда стремилась столько лет, но все отмахивалась, думала, что это временное, что ей надо лишь освоиться… А остальные?

Кашевары уж заканчивали кипятить похлебку, и все увивались вокруг стаей мух.

Йер с полной миской отошла в сторонку, нашла взглядом Йотвана. Неловко было подойти, но и не подойти совсем — еще странней. Она гадала, можно ли его отвлечь. Решилась, наконец-то.

— Здравствуй… те.

Она так и стояла над ним с миской, чувствуя себя невероятной дурой.

— Что хотела?

Он легко сказал это меж двух ложек похлебки, не замедлившись и не отвлекшись.

— Мы давно не виделись, — сказала она осторожно.

Йотван промычал что-то невразумительное, продолжая есть.

Йер жутко захотелось вдруг спросить: я сильно выросла? такой ты меня представлял? Она сама смутилась глупому и бестолковому порыву.

— Как ты здесь? — спросила она вместо этого.

Он глянул укоризненно. Жевать закончил, проглотил, пальцами вынул из зубов застрявший шмат и лишь тогда ответил:

— Ерундой не майся. Лучше жри быстрее, тут никто не будет ждать, пока ты ковыряешь в миске, — и он хлопнул по коленям и поднялся. Отошел на несколько шагов. — Слушайте все! — И зычный голос полетел над лагерем; все отвлеклись от дел и оглянулись.

Йер покрепче сжала миску, проводила его взглядом и уставилась в слабую рябь в похлебке, сжала зубы. Через силу, через стиснутые зубы выдохнула, взялась быстро есть и слушала.

— С этой ночи караульных станет больше. Теперь на ногах должна быть пара чародеек, а еще целительницы, что следят за ранеными, и один из нас, — он указал на Йергерта. — Поскольку вы тут сопляки, проговорю отдельно: исполнять любой приказ незамедлительно, не думая, не мешкая. Ослушаетесь — наказание военное, и девкам тоже. Привыкайте.

— Первые полночи сижу я, — продолжил Йергерт. Йер не ожидала, что знакомый низкий голос прозвучит так властно, требовательно и взросло. — Из сестер вы двое и… — он быстро нашел взглядом Йер, — вот ты. Целительницы — сами разберитесь, кто из вас способен просидеть хоть сколько-то часов вменяемым.

Йерсена скрипнула зубами, но смолчала. Ей хотелось бы сейчас его заткнуть, но права не было. Хотелось показать, что он теперь докучливая маленькая блошка — черные плащи их уравняли, она долго этого ждала. Но оставалось только проглотить досаду: и теперь он, разумеется, не мог не сделать гадость, раз уж случай выпал. Голос, может, повзрослел, но сам он — нет.

Она доела мрачно и угрюмо и, пока все прочие готовились ко сну, уселась у костра колдуний, взялась чистить вымаранные кольчугу и одежду. С ней вдвоем сидели рыжая Йоланда, всем всегда бросающаяся в глаза своей приметной шевелюрой, и Герра́да — де́вица из Гейно. Они завели негромкий разговор, а Йер сперва еще поддакивала, но потом и это перестала делать, слушала вполуха и возилась, то и дело глядя ослепленными костром глазами в черноту густого леса.

Караул несли простые серые плащи, что патрулировали вдоль границ стоянки, за поставленными в круг возами, а колдуньи, как и Йергерт, грелись у костров — на тот лишь случай, чтоб не мешкая вмешаться. Целительницы то и дело проверяли раненных, возились то с компрессами, то еще с чем, но кроме этого возня утихла, опустилось злое и колючее безмолвие холодной ночи. Свет огней рассеивал туман.

Осень не скупилась на него, густая дымка то и дело путалась в ногах. Йер пару раз в пути случалось открывать глаза в настолько плотной белизне, что лагеря — и то не разглядеть.

Теперь же она вглядывалась в черноту между возов, прислушивалась к стонущим стволам, пугалась оттого, насколько