Иван Тургенев. Жизнь и любовь - Полина Ребенина

исполнение роли влюбленного принца, писанную для альта; когда случалось, что в числе друзей Виардо недоставало баритона, Тургенев не считал для себя унизительным играть роль старого колдуна, паши или людоеда, которого дразнили и мучили или прелестные эльфы, или слишком многочисленные жены его гарема и, несмотря на его гигантский рост и силу, побеждал… Эти маленькие представления давались иногда в присутствии такой публики, которую редко можно встретить в частных домах. Король Вильгельм и королева Августа сидели там в первом ряду кресел, окруженные избранной баденской публикой, которая по воскресеньям во время музыкальных утренников наполняла органную залу и сад. Королевская чета, в продолжение десятков лет, привыкла видеть в хозяйке дома не только светскую даму, но и выдающуюся артистку, и нередко случалось, что по окончании представления их величества оставались на чай, участвуя в непринужденной беседе друзей дома».

Воспоминания сына Полины Виардо Поля: «Король Вильгельм смеялся до слез политическим намекам, которыми Тургенев пересыпал свой текст. Моя мать аккомпанировала на рояле, смотрела за всем, бегала во время антрактов за кулисы, чтобы пришить одно, приколоть другое… После представления волчьему аппетиту исполнителей предлагался ужин, неизменно состоявший из холодной говядины и салата из картофеля. Ужин устраивался у нас так, что надо было пройти через оба сада, и эти ночные процессии в костюмах были также одною из интересных сторон тех достопамятных вечеров!»

Однако дворянин, аристократ и большой русский писатель Тургенев временами начинает чувствовать, что его кувыркание на сцене совсем не подобает его положению и статусу. Он признается в этом в письме тому же Пичу: «Должен только сознаться, что когда я в роли «паши» лежал на земле – и видел, как на неподвижных губах вашей надменной кронпринцессы медленно скользила легкая усмешка презрения, – что-то во мне дрогнуло! Даже при моем слабом уважении к собственной персоне, мне представилось, что дело зашло уж слишком далеко».

Когда речь шла о Полине Виардо, Тургеневу изменяло не только эстетическое чувство, но подчас и элементарный здравый смысл. «Последнему колдуну» он пророчил большой музыкальный успех на европейской оперной сцене. Некоторые дуэты в нем он ставил в ряд выдающихся явлений оперной музыки. Но когда «Последнего колдуна» поставил оперный театр в Карлсруэ, где Виардо выступила в роли принца Лемо, спектакль с треском провалился и «под шиканье публики» был «отправлен в могилу». Скандальный провал стал достоянием многих газет, которые с ядовитым сожалением писали о «впавшей в детство» Виардо. Заодно высмеивались и знаменитые писатели, сочиняющие вздор, и знаменитые певицы, пишущие душераздирающую музыку.

34. Хлопоты и заботы

Весной 1863 года, когда Тургенев приехал в Баден-Баден вместе со «своими дамами» – дочерью Полинетт и ее гувернанткой Иннис, он планировал, что будут они жить здесь одной большой семьей с Виардо. Отец с дочерью и гувернанткой сняли квартиру и каждый день посещали Виардо в их вилле. Однако через некоторое время снова вспыхнули ссоры между мадам Виардо и ее старшей дочерью Луизой, с одной стороны, и Полинетт Тургеневой – с другой. Иван Сергеевич, как всегда, принял сторону Виардо и решил, что теперь его дочери не место ни в его квартире, ни в Баден-Бадене. Он выслал дочь с гувернанткой назад, в Париж. Сам он с ними не поехал, он отказался от «своих дам», с которыми он жил последние годы, в пользу Полины Виардо и ее семейства.

Полинетт с гувернанткой вынуждены были вернуться в парижскую квартиру, в которой они в течение нескольких лет жили вместе с Иваном Сергеевичем. В марте 1864 года Тургенев едет в Париж из Баден-Бадена с вполне определенной целью: он хочет переселить «своих дам» в более маленькую дешевую квартиру и, насколько возможно, урезать их содержание. Это должно было принудить дочь поскорее выйти замуж, а Тургенева освободить от всех обязательств по отношению к ней. Принял Тургенев это решение, по-видимому, под влиянием певицы, ведь он признавался, что «я ничего важного в жизни не предпринимаю без совета мадам Виардо».

Уже в первом письме из Парижа Тургенев отчитывается перед Виардо о предстоящем разговоре с дочерью: «Я еще ни о чем не говорил – но сделаю это сегодня же утром и серьезным образом». А еще через два дня Тургенев сообщает: «Я виделся с г-жой Делессер и долго с нею беседовал. Она очень рассудительна и хорошо понимает положение Полинетты, в которой принимает живое участие. Она… заявила мне, что берется подыскать приличную партию; поэтому она хочет, чтобы Полина вместе с г-жой Иннис поселилась в Пасси, по соседству с нею, в квартире, которая ей известна и которая будет совсем недорого стоить. Это вполне согласуется с моими намерениями, и с 1 мая эти дамы туда отправятся». Как-то так получилось, что обычное обращение «мои дамы» в письме к Виардо превратилось в отчужденное «эти дамы».

Другой причиной отъезда Тургенева из Бадена было то, что он предоставил свою квартиру для проживания старшей дочери Виардо Луизе, которая была на сносях и ожидала разрешения от бремени. В ожидании родов и не желая стеснять Луизу, Тургенев задержался у дочери на 5 недель. В последующих письмах к Виардо Тургенев выражает сильное беспокойство о здоровье Луизы: «Я почти непрерывно думаю о бедной Луизе, надеюсь, что вы мне напишете немедленно, как только событие произойдет».

В таком вынужденном ничегонеделании Тургенев долго находиться не мог и начал творить: «Я не трогался с места весь день и лег спать вчера или, вернее, сегодня утром в 4 часа. Я написал что-то вроде небольшой повести под названием «Собака», сегодня я ее окончу. Это было настоящее исступление: кажется, я не вставал из-за стола более 12 часов кряду, и перо мое бегало по бумаге так, будто за ним гнался г-н Рей. Так обычно случается со мной, когда я внутренне взволнован». Так что и этот небольшой рассказ написал Тургенев вдали от мадам Виардо. Явно, что ее присутствие его творческому вдохновению не способствовало.

Через несколько дней новое письмо: «Я болтаю о том о сем… а думаю все об одном (о предстоящих родах Луизы) – но мне не следует говорить вам это, ведь вы в таком же положении, хотя и гораздо более трудном! Мои дамы охвачены лихорадкой ввиду близкого переезда, я объявил им, что рассчитываю уехать 26‐го, то есть в понедельник через две недели. Никогда еще не было у меня столь сильного желания подтолкнуть время плечом и заставить его поторопиться».

«Париж я покидаю в среду или четверг на будущей неделе, самое позднее: то есть через неделю.