История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

Божьим через заключенный и утвержденный нашими Парламентами договор, то все мы, каждый на своем месте и по мере своих сил и влияния, сделаем все, чтобы навеки сохранить между ними тесный союз и прочный мир и чтобы каждый, кто этому миру и союзу умышленно воспротивится, получил справедливое воздаяние (в порядке, изложенном в предшествующих статьях).

6. Сверх того, каждый на своем месте и согласно своему призванию, объединенные общей заботой о религии, свободе и мире наших королевств, мы будем оказывать содействие и предоставлять защиту всем участникам настоящей Лиги и Ковенанта в ее соблюдении и осуществлении и никому не позволим прямыми или окольными путями, посредством ли интриг, лукавых внушений или устрашения нас расколоть или вывести из этого благословенного союза и объединения, чтобы затем заставить нас переметнуться на противоположную сторону или склонить нас к отвратительному безразличию или постыдному нейтралитету в борьбе, столь явно затрагивающей славу Божию, благо королевств и честь короля — но до конца своих дней пребудем ревностными и твердыми приверженцами этого союза, защищая его от всякого противодействия, поддерживая его всеми силами вопреки любым преградам и помехам. А то, что мы не сумеем пресечь и одолеть сами, мы будем разоблачать и доводить до всеобщего сведения ради своевременного предотвращения и устранения всякого зла. Все это мы будем совершать пред лицом Бога.

А поскольку эти королевства повинны во многих грехах и дерзких деяниях против Бога и Сына Его Иисуса Христа, слишком явным доказательством чего служат нависшие над нами ныне угрозы и постигшие нас беды, а также их последствия, то мы провозглашаем и заявляем перед Богом и миром о нашем искреннем желании смиренно покаяться в грехах наших и грехах королевств наших, и прежде всего в том, что мы не дорожили как должно бесценным благом Евангелия, не стремились сохранить его во всей чистоте и силе, не старались принять Христа всем сердцем и сделать нашу жизнь достойной Его, что и стало причиной прочих грехов и проступков, преизобилующих среди нас. Теперь же мы имеем истинное и нелицемерное желание, стремление и намерение — относящееся к нам самим и ко всем, кто находится под нашей властью и на нашем попечении, в делах общественных и частных, применительно ко всем нашим обязанностям перед Богом и людьми — исправить нашу жизнь и сделать так, чтобы каждый из нас следовал в своих поступках образцу подлинной Реформации, дабы Господь отвратил от нас Свой гнев и суровое негодование и прочно утвердил эти церкви и королевства в истине и мире. Ковенант сей мы заключаем в присутствии Всемогущего Бога, испытующего все сердца, с искренним намерением его исполнить, и в сознании того, что нам предстоит держать ответ в тот великий день, когда тайны всех сердец обнаружатся. Мы смиренно молим Господа укрепить нас Своим Святым Духом ради достижения этой цели и благословить наши стремления и действия таким успехом, который принес бы спасение и безопасность Его народу и побудил прочие христианские церкви, стонущие под игом (или пребывающие под угрозой) противной христианству тирании, объединиться в такой же или подобный союз и ковенант — во имя славы Божией, расширения Царства Иисуса Христа, а также мира и спокойствия христианских королевств и государств».

< Завершением сего торжественного действа стала речь представителя шотландского духовенства м-ра Гендерсона, который, сославшись на опыт своего народа, заверил собравшихся, что их теперь ожидает полный успех, и предположил, что если бы текст Ковенанта появился ныне на стене папского дворца, то его хозяин, вне всякого сомнения, затрепетал бы от страха, подобно Валтасару. После чего спикер и общины возвратились в Палату и, обнаружив отсутствие многих членов (о причинах коего нетрудно было догадаться), постановили подвергнуть судебному преследованию всякого коммонера, который откажется принять Ковенант.

Затем они издали особое распоряжение, предписывавшее всем священникам приходских церквей в Лондоне, Вестминстере, пригородах и вдоль линии укреплений читать и толковать Ковенант, дабы побудить паству к его принятию уже в следующую пятницу. Существовало, однако, еще одно затруднение. Дело в том, что до выступления шотландской армии в поход английский Парламент должен был послать в Эдинбург сто тысяч фунтов, но выполнить это обязательство было нелегко, ибо доходы Палат не покрывали растущих расходов, казна истощилась, и государственным гарантиям верили плохо. Двадцати тысяч фунтов штрафа, уплаченных по приговору пэров судьями Беркли и бароном Тревором (обвиненными в государственной измене), было недостаточно, и теперь, чтобы изыскать средства для обещанного шотландцам займа, Парламенту пришлось обратиться к авторитету Ковенанта.

Для этой цели в ратушу, где лорд-мэр созвал Муниципальный совет, явилась депутация лордов, общин и Ассамблеи богословов, коей и предстояло убедить собравшихся раскошелиться в пользу шотландцев. Гражданам Сити втолковывали, что только помощь северных братьев (без английского займа - невозможная) способна спасти их теперь от поражения, а в будущем обеспечить победу; что зачинщики войны возместят расходы на нее, а государственные долги будут уплачены за счет имущества делинквентов и малигнантов. Теперь же, твердили члены комитета, англичанам нужно срочно найти сто тысяч фунтов для своих союзников, дабы их армия могла поскорее двинуться им на выручку - и дело здесь отнюдь не в жадности или недостаточном рвении шотландцев, а в том, что их королевство, и само по себе бедное, изрядно поиздержалось из-за прежних военных предприятий. Завершились эти увещания славословиями шотландской нации - народу, который посвятил всего себя служению Богу, который в необыкновенно короткий срок преобразился нравственно, которого Господь благословил за это великими успехами - и который теперь убедительно просит ссудить его ста тысячами фунтов. Велеречие комиссаров подействовало на собравшихся - требуемая сумма была обещана, изыскана и вскорости отправлена в Эдинбург.

Едва ли не самым поразительным во всей истории английской смуты стало то обстоятельство, что Ковенант быстро прошел через обе Палаты - те самые Палаты, коих вожди, и прежде всего Генри Вен-младший, питали к пресвитерианству ничуть не меньшую вражду, чем к королю и к англиканской церкви.

Обладая необыкновенными дарованиями, блестящим остроумием и проницательным умом, Генри Вен умел распознавать чужие замыслы и хранить в тайне собственные, и превзойти его в искусстве тонкой политической интриги мог разве что м-р Гемпден. О способностях Вена по этой части говорит уже то, что именно ему поручили одурачить целый народ, знаменитый своей хитростью и коварством - и он действительно добился успеха, ловко сыграв на беззаветной преданности шотландцев идолу пресвитерианского церковного строя.

В самом деле, перед Веном стояла трудная задача, ведь шотландский народ в большинстве своем был удовлетворен тем, что уже успел получить от короля, и