История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

превратиться по сути из солдат в обыкновенных горожан), к пушкам не было боеприпасов; и когда перед началом смуты король вызвал к себе плимутского коменданта сэра Джейкоба Астли, принявшие сторону Парламента мэр и обыватели быстро завладели замком и фортом.

Обрадованные таким приобретением Палаты ввели в Плимут сильный гарнизон; обороной самого города и замка ведал теперь плимутский мэр, начальство же над фортом было поручено сэру Александру Кэрью, богатому джентльмену, который в качестве рыцаря представлял свое графство Корнуолл в Парламенте, где успел выказать себя ревностным сторонником партии непримиримых врагов короля.

Но когда королевские войска одержали победу при Страттоне, взяли Бристоль и осадили Эксетер, сэру Александру пришло на ум, что плимутский форт едва ли станет надежной защитой для его корнуолльского поместья, и он решил исправить свою ошибку. Вступив в переписку со старыми друзьями в Корнуолле, Кэрью через их посредство изъявил готовность сдать остров и форт королю, если Его Величество дарует ему помилование. Сэр Джон Беркли, осаждавший тогда Эксетер и наделенный полномочиями вести подобные переговоры, заверил его, что это условие будет выполнено, и посоветовал действовать без всякого промедления. Однако нерешительный и недоверчивый сэр Александр тянул с осуществлением своего замысла до тех пор, пока не получил достоверного известия, что акт о его прощении скреплен Большой государственной печатью Англии - и пока кто-то из слуг, использовавшихся им в этих переговорах, не выдал его план мэру. Кэрью был тотчас же арестован в своем форте, доставлен в Плимут и оттуда препровожден в Лондон; о том же, что произошло с ним в столице, будет сказано в своем месте.

Вскоре к Плимуту подступил полковник Дигби, и в городе, потрясенном только что раскрытой изменой Кэрью, возникло замешательство: никто никому больше не верил, и все подозревали друг друга в предательстве. >

Известия о падении Эксетера (после которого победоносная неприятельская армия, развязав себе руки, могла обрушиться и на них), а также потеря Маунт-Стамфорда, единственного серьезного укрепления на суше, вместе с описанной выше историей, повергли горожан в неописуемый ужас и заставили задуматься о том, что пусть даже им и удастся продержаться и защитить город, однако, коль скоро вся округа будет занята неприятелем, они неизбежно потеряют всю свою торговлю, а стало быть, из почтенных купцов превратятся в простых солдат. Сражаться ради такой перспективы им вовсе не улыбалось, так что сам плимутский мэр был не прочь вступить в переговоры с тем, чтобы сдать город. И многие тогда полагали, что если бы принц Мориц выступил из Эксетера к Плимуту, то соглашение о капитуляции непременно было бы подписано. Впрочем, когда я говорю, что, не сделав этого, он совершил ошибку, я вижу здесь скорее беду, а не вину принца, ибо его высочество был совершенно не знаком с этим краем и потому, дав себя убедить доводами, которые казались весьма основательными, решил вначале идти на Дартмут. Считалось, что взять последний не составит большого труда, что через дартмутский порт, когда он окажется в руках короля, пойдет оживленная торговля, и что после того, как принц быстро управится с этим делом, у плимутцев поубавится отваги и желания сопротивляться. Если же нет, то приближающуюся зиму (а шла уже вторая половина сентября) гораздо лучше будет провести как раз под Плимутом, ибо в его окрестностях легко найти удобные квартиры для солдат, между тем как отыскать таковые близ Дартмута невозможно.

Приняв это в расчет, принц двинулся прямо на Дартмут, который, хотя и был из-за своего невыгодного местоположения и полного отсутствия всего того, что обыкновенно внушает обороняющимся уверенность в своих силах, совершенно не готов противостоять столь грозной армии, не обнаружил при его появлении ни малейшего желания или намерения сдаваться, так что принцу пришлось осадить город. Вскоре наступила столь отвратительная погода и пошли такие сильные дожди, что многие из его людей, вынужденных ночевать на голой земле, заболели и умерли, а еще большее их число дезертировало. Все же, после примерно месяца осады и гибели многих отличных бойцов, Дартмут капитулировал на почетных условиях, и принц, оставив в нем гарнизон, не теряя больше времени со всей поспешностью выступил к Плимуту. Последний, однако, находился теперь в ином положении, чем прежде, ибо Парламент, немедленно извещенный о том, сколь ужасным образом потеря почти всего запада подорвала дух жителей Плимута, успел послать им подкрепление в пятьсот солдат, а также офицера-шотландца в качестве коменданта. Тот освободил мэра от бывших ему не по плечу воинских обязанностей и быстро дал понять неприятелю, что ни о чем ином, кроме самой решительной обороны, в Плимуте больше не помышляют. А потому принц начал осаду — с армией, гораздо слабейшей, нежели та, с которой выступил он из Эксетера к Дартмуту, но в твердой надежде овладеть городом еще до конца зимы.

Хотя деблокада Глостера и битва при Ньюбери прервали череду успехов и побед короля, в целом летняя кампания чрезвычайно укрепила его положение. Ведь если раньше подвластная ему территория ограничивалась, в сущности, Оксфордширом и половиной Беркшира (каковая половина также была потеряна с падением Ридинга весной), а его сторонники в прочих графствах могли, казалось, лишь воспрепятствовать полному соединению сил его врагов, но едва ли привести эти графства к повиновению королю, то теперь он, по сути дела, стал владыкой всей западной Англии. В Корнуолле он господствовал безраздельно; во всем Девоншире ему сопротивлялся одни лишь Плимут, причем вражеские силы были прочно заперты в стенах города. Обширное и богатое графство Сомерсет (второе в королевстве) вместе с Бристолем находилось в полной его власти; в Дорсетшире в руках неприятеля оставались лишь два рыбацких городка, Пул и Лайм — все прочее стояло за короля. И в каждом из этих графств король располагал немалым числом гаваней и портов, через которые он мог получать боевые припасы, а обыватели — вести торговлю. В Уилтшире неприятель не имел ни малейшей опоры, в Гемпшире — один или два города, но никакого влияния за их пределами: тамошний народ в большинстве своем был настроен против Парламента. Весь Уэльс (исключая один или два приморских города в Пемброкшире) ревностно поддерживал короля, и лишь злосчастное упрямство Глостера не позволяло Его Величеству завладеть всей долиной реки Северн. В Шропшире, Чешире и Ланкашире Парламент был теперь ничуть не сильнее, чем в начале года. И хотя маркизу Ньюкаслу пришлось, к сожалению, снять осаду Гулля (как королю — отступить от Глостера), он по-прежнему имел полную власть над Йоркширом и гораздо большее, чем Парламент, влияние в Ноттингемшире