История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

собой прекращения военных действий - напротив, маркиз Ормонд, по возвращении из Росса, имея с собой 2500 пехотинцев и 500 кавалеристов, разгромил армию мятежников, насчитывавшую 6000 человек пехоты и 650 человек конницы. >

Поскольку раздоры в Ирландии удалось до известной степени успокоить, и обе стороны получили время перевести дух, король начал размышлять о том, как можно было бы теперь использовать это перемирие, чтобы способствовать успехам его дела в Англии. Одной из главнейших причин, побудивших заключить перемирие, явилось бедственное положение тамошней армии, коей солдаты, из-за крайнего недостатка во всем необходимом, уже готовы были покинуть службу, так что теперь Его Величеству, меньше, чем прежде нуждавшемуся в них в самой Ирландии и вдобавок неспособному их содержать, оставалось либо позволить им разойтись и располагать собой по собственному разумению — что неизбежно повлекло бы за собой страшные беспорядки и, вероятно, обернулось бы громадным ущербом для него самого — либо взять оттуда столько войск, сколько можно было без всякого риска выделить для подкрепления его сил в Англии, на что, как уверяли короля, большинство старших и самых влиятельных офицеров ирландской армии, людей верных ему и преданных, согласились бы весьма охотно. Это последнее король и выбрал без особых колебаний, когда узнал, что шотландцы не только вполне подготовились к вторжению в Англию, но и отозвали из Ирландии своего старого главнокомандующего графа Ливена, начальствовавшего там над их войсками, а также множество других офицеров и солдат, с намерением сформировать новую армию и двинуть ее в соседнее королевство; и что агенты Парламента усердно пускают в ход всевозможные уловки, чтобы побудить и английских офицеров перейти со своими людьми к ним на службу.

Король приказал маркизу Ормонду отобрать те полки и эскадроны, которые требовались для защиты отдельных городов и которые можно было довольствовать и содержать в Ирландии, а остальные — отправить в Англию. Для этой цели послали суда, причем части из Дублина и его окрестностей велено было высадить в Честере для соединения с войсками лорда Кейпла. Последний, таким образом, мог бы противодействовать растущему могуществу сэра Уильяма Бреретона, который, опираясь на Ланкашир (по сути, уже полностью приведенный к покорности Парламенту) располагал к тому времени весьма внушительными силами. Прочие отряды из Манстера надлежало доставить в Бристоль и отдать под начало лорда Гоптона, набиравшего новую армию, чтобы встретить сэра Уильяма Уоллера, который грозил вторжением в западные графства — либо, если тот окажется не готов к наступлению, самому двинуться в Гемпшир и Сассекс навстречу неприятелю.

< Между тем в соответствии с королевской прокламацией в Оксфорд прибыли те члены Парламента, которым совесть и чувство долга не позволили оставаться в Вестминстере. Его Величество принял их весьма любезно и в своей речи при открытии собрания объявил, что призвал их сюда затем, чтобы сделать их свидетелями своих действий и посвящать в свои намерения; что он желает получать от них советы, полезные при нынешнем бедственном состоянии королевства, и что подавать таковые они могут со всей свободой, как если бы они находились сейчас со своим королем в Вестминстере - свободой, возможной для них теперь в Оксфорде, но не в ином месте.

Лорды и общины тотчас же принялись обсуждать возможные пути и средства к восстановлению мира. Большинству из них казалось, что сойтись на условиях, удовлетворяющих обе стороны - когда переговоры уже начнутся - будет не так уж сложно; главная же и куда более трудная задача - склонить к переговорам оставшихся в Лондоне членов Парламента, помочь им преодолеть недоверие к королю и страх перед наказанием за содеянное, который внушало им сознание собственной вины. Собравшиеся в Оксфорде полагали немыслимым, чтобы кто-то мог и далее желать гибели и разорения своей стране, будучи убежден, что предотвращение подобных бедствий не обернется угрозой для него самого. В конце концов, поскольку Парламент не ответил на два последних послания Его Величества и отказался принимать от него обращения иначе, как через посредство своего главнокомандующего, то к нему они и решили обратиться, надеясь найти в графе Эссексе сторонника мира. 29 января 1643 (1644) года они отправили ему через графа Форта письмо, в котором сообщали об открытии своих заседаний, о своих миролюбивых стремлениях, о добром расположении короля, и просили Эссекса употребить свое влияние, чтобы склонить к миру тех, чьим доверием он пользуется.

Письмо подписали Его Высочество принц Уэльский, герцог Йорк, сорок три герцога, маркиза, графа, виконта и барона, а также сто восемнадцать членов Палаты общин. Многие лорды и коммонеры не смогли поставить свою подпись, так как не успели прибыть в Оксфорд или же находились в отсутствии по делам короля на военной, гражданской или дипломатической службе. В вестминстерской же Верхней палате заседало тогда, лично или через доверенных особ, не более двадцати двух пэров, а именно графы Нортумберленд, Пемброк, Эссекс, Кент, Линкольн, Ретленд, Солсбери, Саффол к, Уорвик, Манчестер, Мал грейв, Денби, Стамфорд, Болингброк; лорды Сэй, Дакр, Уортон, Грей из Уарка,Уиллогби из Пархема, Говард из Эскрика, Рочфорд и Робартс.

Трубач графа Форта, вручивший пакете письмом Эссексу в Лондоне, был задержан в столице на три дня; за это время Комитет безопасности двух королевств рассмотрел дело, после чего трубач возвратился в Оксфорд с письмом к королевскому главнокомандующему от Эссекса, в котором граф уведомлял адресата, что письмо, подписанное принцем Уэльским, герцогом Йоркским и прочими лордами и джентльменами, не содержало прямого официального обращения к обеим Палатам Парламента, а потому и не могло быть вручено им этим последним. К своему ответу Эссекс прилагал текст Ковенанта (нам уже известный) и также две декларации - королевства Шотландии и совместную декларацию королевств Англии и Шотландии.

Если всякому частному лицу, вопрошали авторы первой декларации, долг велит вмешаться и выступить примирителем, когда его соседи вооружаются для взаимного уничтожения; если сын обязан рисковать жизнью ради спасения враждующих между собой отца и брата, то неужели королевство может спокойно смотреть, как его собственный король и соседнее королевство обрекают себя на гибель в противоестественной войне?

Этими лицемерными доводами шотландцы пытались оправдать вторжение в соседнюю страну и союз с мятежными подданными, выступившими с оружием в руках против их собственного прирожденного государя.

Авторы второй, совместной, декларации, вполне усвоившие шотландский дух и слог, высокопарно возвещали, что среди них воссиял свет евангельский, и потому они возложили свои упования не на собственную силу и разумение, но на Всемогущего Бога, Господа Сил, Который не оставит в беде Свой народ; что они подвизаются ныне за правду Божью, ибо ведут Божью войну против