История Великого мятежа - Эдуард Гайд лорд Кларендон

участием в религиозных спорах, выразив глубокую тревогу из-за покровительства церковных властей так называемым «арминианам», что сообщило ему немалый авторитет в кругах тех, кто был недоволен существующим церковным устройством и ростом могущества духовных лиц, хотя сам он усердно изображал из себя искреннего приверженца Церкви Англии. Он часто выступал в Коротком парламенте, где производил внушительное впечатление ученостью и особого рода гладким и степенным красноречием. Хорошо зная расположение умов в стране, он замечал все ошибки и промахи двора и умел представить их более серьезными, чем они были на самом деле. После злосчастного роспуска Короткого парламента он жил по большей части в Лондоне и, пользуясь своей высокой репутацией в глазах далеких от двора лордов, ловко внушал им недоверие к правительству.

С открытием настоящего Парламента он выступил одним из самых яростных гонителей графа Страффорда, и хотя в тайных интригах он следовал за Гемпденом и Сент-Джоном, именно его считали самым влиятельным членом Палаты общин. Когда же двор задумал расположить к себе наиболее могущественных особ в обеих Палатах и король пообещал ему должность канцлера Казначейства, Пим изъявил готовность верно служить Его Величеству и его речи в Палате несколько смягчились - что явно не пошло на пользу его авторитету в глазах прочих коммонеров. Убедившись, что причинять зло у него получается гораздо лучше, чем творить добро, Пим пришел в уныние и горько сетовал на неразумие и непостоянство людских симпатий. В конце концов, то ли потеряв надежду на обещанное возвышение,то ли зная за собой какие-то дурные поступки, которые могли бы открыться после его перехода на сторону двора, то ли просто по недостатку мужества, он позволил увлечь себя тем, кто не пожелал следовать за ним, и остался одним из вождей враждебной королю партии, выдвигавшей самые крайние предложения.

В его речах и действиях на процессе графа Страффорда с очевидностью обнаружилась личная вражда; поговаривали, что он прибегал к уловкам и обманам, недостойным порядочного человека, не гнушаясь даже подкупом свидетелей. >

Нет сомнения, что его талант по части ловких политических ходов, равно как и оказания добрых услуг отдельным лицам, был необыкновенным, и что он действительно спас от суровой кары немало тех, в ком раздраженные Палаты видели главнейших делинквентов; высокое же положение многих из них наводило на мысль, что свое покровительство Пим продавал им за весьма существенное вознаграждение. С того времени, как король обвинил его в государственной измене, Пим уже не помышлял о какой-либо умеренности в действиях, но всякий раз решительно противился любым мирным предложениям и попыткам достичь согласия. Когда же граф Эссекс стал было склоняться к переговорам, влияние и хитрость м-ра Пима совершенно переменили настроения главнокомандующего, внушив ему тот образ мыслей, от которого впоследствии он уже никогда не отступал. С поразительной настойчивостью Пим добивался того, чтобы на помощь Парламенту пришли шотландцы, хотя его телесные недуги были столь тяжелы, что вполне могли отразиться и на состоянии его ума. Во время своей болезни он представлял собой весьма жалкое зрелище, но так как людей, в чем-либо с ним не согласных, к нему тогда не допускали, то его последние мысли и намерения остались нам неизвестны. Умер Пим в конце декабря, еще до вступления в Англию шотландцев, и был похоронен с величайшей пышностью и торжественностью в том самом месте, где покоятся останки английских королей и принцев.

Поражение полковника Джона Белласиса при Селби от сэра Томаса Ферфакса, полный разгром ирландских полков лорда Байрона, а также появление грозной шотландской армии настолько воодушевили и разнуздали всех врагов короля в Северной Англии, совсем недавно верной Его Величеству, что его сторонники, еще до того, как пришло удобное время для открытия кампании, всюду оказались в отчаянном положении. Граф Дерби, который прежде довольно крепко держал в своих руках Ланкашир, а всех противников короля в этом графстве запер в Манчестере, принужден был теперь разжать тиски и отойти от названного города, что уже в самом скором времени должно было увеличить число тамошних мятежников. Гарнизон Ньюарка, весьма важной крепости в Ноттингемшире, который ранее не только подчинил это небольшое графство — за исключением одного лишь Ноттингема, защитники коего, впрочем, были тогда тесно блокированы в собственных стенах — но и взимал контрибуции со значительной части обширного Линкольншира, теперь действиями неприятельских сил из этого графства под начальством шотландца Мелдрема, а также отрядов из Гулля, был доведен до столь бедственного состояния, что вынужден был просить помощи у короля в Оксфорде, ведь маркиз Ньюкасл имел довольно своих забот — сдерживать шотландцев и готовить к осаде Йорк на тот случай, если ему придется рассчитывать на крепость стен этого города.

Ввиду описанных затруднений и чтобы надежнее обеспечить оборону Шрузбери, Честера и Северного Уэльса — все они были обескуражены разгромом лорда Байрона — король, хотя дело было в разгар зимы, нашел нужным выслать из Оксфорда сильный корпус отборной кавалерии и драгун, а также отряд пехоты во главе с Рупертом, велев принцу посетить Шрузбери и Честер, приложить все мыслимые усилия для набора в тех краях новых войск, а затем попытаться выручить Ньюарк, с потерей коего всякое сообщение между Оксфордом и Йорком оказалось бы перерезанным. Ньюаркский гарнизон, состоявший главным образом из горожан и джентльменов графства, терпел сильнейший недостаток во всем, что требуется осажденным — кроме мужества и твердой решимости стоять до конца. Неприятель же окопался вокруг города и не спеша вел апроши, полагая, что времени у него вдоволь, ибо никто теперь не в силах ему помешать; да и в самом деле, королю было совсем непросто изыскать средство к спасению Ньюарка. Посылать туда части из Оксфорда казалось весьма рискованным предприятием, ведь враг был так силен, что мог бы немедленно отправить за ними в погоню свои войска. Оставалась единственная надежда — на помощь из Шрузбери и Честера, принц же Руперт вселил такую бодрость в жителей тех краев и собрал там столь крупный отряд, что неприятель так и не сумел извлечь особой выгоды из недавней своей победы и захватить новые территории. Его высочество, твердо решив сделать все возможное для спасения Ньюарка, взялся за дело, еще не успев к нему подготовиться — и именно поэтому добился успеха. Ибо неприятель, чья разведка всегда работала превосходно, настолько уверовал в то, что силами, необходимыми для такого серьезного предприятия, Руперт не располагает, что принц успел приблизиться к осаждающим на расстояние шести миль, прежде чем они сообразили, куда он идет. Атаковав и разгромив часть парламентской кавалерии, он преследовал