Ленинизм и теоретические проблемы языкознания - Федот Петрович Филин

опоры для появления в языке большого количества суффиксов многократного или мгновенного действия, или суффиксов собирательной множественности. Можно предполагать, что в развитии современных языков подобные явления больше уже не будут повторяться.

В некоторых языках существуют так называемые именные классы. Так, например, в языке суахили класс, характеризующийся префиксом m-, означает класс людей, класс с префиксом ki- обозначает класс вещей, класс с префиксом n- – названия животных, класс с префиксом ji- представляет названия плодов и т.д. Неким подобием классов в языке суахили является классификация существительных по родам в индоевропейских языках. Любопытно отметить, что ни классы имен в африканских языках, ни род в индоевропейских языках не развиваются по пути прогресса. В ряде современных языков род совершенно исчез. Это свидетельствует о том, что классное деление имен существительных было порождено какими-то древними особенностями человеческого мышления, когда больше внимания обращалось на специфические общие свойства предметов. Можно также предполагать, что в условиях жизни первобытного охотника классное деление имело определенную практическую значимость. Современное, более абстрактное мышление людей, по-видимому, в нем уже не нуждается, так как иными стали принципы классификации предметов, классы перестали быть значимыми в жизненной практике людей.

В глубокой древности от основ личных местоимений в уральских языках формы местных падежей не образовывались, потому что древние люди не могли абстрагировать пространственные отношения от атрибутов человеческого тела. Выражения «во мне», «в тебе» представлялись как «в моей внутренности», «в твоей внутренности» и т.д. В языке эта особенность нашла выражение в виде так называемых послелогов с притяжательными суффиксами, которые иногда неправильно называют послеложно-личными местоимениями. Ср. коми-зыр. вылам ‘на мне’, вылад ‘на тебе’, вылас ‘на нем’, венг. nekem ‘мне’, veled ‘с тобой’, hozzám ‘ко мне’, tölem ‘от меня’, nekünk ‘нам’, эрзя-морд. вакссон ‘рядом со мной’, вакссот ‘рядом с тобой’, луг.-мар. воктенем ‘рядом со мной’ и т.д.

В связи с развитием абстрактного мышления древний способ заменялся новым. Сначала создаются гибридные образования. Например, в ненецком языке послелоги с притяжательными суффиксами могут сочетаться с личными местоимениями, например: мань нядан (и) ‘от меня’, пыдар няданд ‘от тебя’, пыда нянда ‘ему’ и т.д. Аналогичное явление имеет место в марийском языке, ср. луг.-мар. мый денем ‘со мной’ тый денет ‘с тобой’ и т.д.

В мордовских языках преодоление старого способа тоже выражалось в своеобразной гибридизации старого и нового способов. В мордовских языках возможно образование форм местных падежей от личных местоимений, к этим формам дополнительно присоединяется притяжательный суффикс, ср. эрзя-морд. тонь-сэ-ть ‘в тебе’, сонь-сэ-нзэ ‘в нем’, тонь-стэ-ть ‘от тебя’, тонь-стэ-нзэ ‘от него’, соответственно мокша-морд. тонь-цо-т ‘в тебе’, сонь-цо-нза ‘в нем’, тонь-цто-т ‘от тебя’, тонь-цто-нза ‘от него’.

В прибалтийско-финских языках этот процесс зашел еще дальше. Например, эст. minus // mus ‘во мне’, temas // tas ‘в нем’, ижор. hänez ‘в нем’, ср. также партитив от личного местоимения фин. minä ‘я’, minua ‘меня (от меня)’ и т.д.

Вряд ли можно сомневаться в том, что сам факт невозможности образования местных падежей от основ личных местоимений отражает какой-то древний этап развития мышления, когда оно было менее абстрактным, было связано с большей наглядностью и конкретностью. По мере дальнейшего развития уральских языков это явление не повторяется, а видоизменяется, что опять-таки свидетельствует о его архаичности.

Характерным для некоторых финноугорских и тюркских языков является наличие так называемых мимем, или особых наречий, звукосимволически передающих различные особенности глагольного действия, ср., например, в мар.: вуж-вуж – о шуме ветра, вур-вур – о шуме колес, вий-й-й – о писке комара, гож – о звуках при погрузке песка, кочыр-р – о скрипе саней, лики-луки ‘с изгибами’, пуч – о движениях неуклюжего человека и т.д., чуваш, йал – неожиданное и энергичное воспламенение, йарр – о падении звезды, танкар-танкар – подражание журчанию воды, татар. шатыр-шотор – подражание звуку хрустящей травы, ташырр – подражание шуму мелких камней, высыпаемых на землю, лопор-лопор – подражание шелесту сухих листьев, удм. дымбыр-дымбыр – выражение шума и стука падающего твердого предмета, жынгыр-жынгыр – подражание колокольчику и т.д.

Это явление также нельзя назвать перспективным в своем развитии, поскольку новые мимемы не возникают.

Указательные и вопросительные местоимения в различных языках, как правило, возникают раньше относительных. Процесс также необратимый, так как никогда не наблюдалось случаев, чтобы относительные местоимения снова превращались в указательные или вопросительные, совершенно утратив присущее им значение.

Существует предположение, что названия чисел некогда были названиями конкретных предметов, ср. тадж. панч ‘пять’ и панча ‘кисть руки’, ‘лапа’. С тадж. панч этимологически связано русск. пять, греч. πεντε, лат. quinque и т.д. Фин. kymmenen и эрзя-морд. кемень ‘десять’ связываются с фин. kämmen ‘ладонь’[571].

Процесс развития необратимый, так как название числа не может снова превратиться в название конкретного предмета за исключением некоторых метафор, которые находятся за пределами системы счета.

Некоторые типичные черты мышления древнего человека.

Если стоять на реалистической почве и не сочинять фантастических схем, то при изучении структуры различных языков о характере мышления людей древних эпох можно сказать очень немногое. С совершенной очевидностью выявляется только одно его свойство – оно было менее абстрактным по сравнению с мышлением современных людей. В этом плане само понятие абстрактности требует некоторого пояснения. Способность к абстрагированию была конечно свойственна и людям древних эпох. Без этой способности вообще не могло бы быть языка, поскольку каждое слово и каждая грамматическая форма могли возникнуть только на базе абстракции. Можно, однако, предполагать, что людям древних эпох не были свойственны более сложные типы абстракции, основанные на отвлечении от многих и притом разнородных предметов и явлений, ср., например, такие слова, как справедливость, унижение, неполнота, неприспособленность, множество и т.д. В сознании первобытного человека наиболее устойчивыми были те типы абстракции, которые базировались на постоянной повторяемости непосредственно ощущаемых предметов и явлений. Изучение истории различных языков с достаточной убедительностью подтверждает тот факт, что чем дальше мы углубляемся в древность, тем меньше мы обнаруживаем грамматических категорий, представляющих более сложные типы абстракций. Так, например, в истории уральских языков был период, когда форма множественного числа полностью отсутствовала. Реконструкция архаических форм мордовского объектного спряжения позволяет выявить в структуре глагольных форм показатели объекта, которые по числам не различались, что может быть представлено в виде таблицы:

Ряд объекта Ед. число Мн. число меня -m -m тебя -t -t его -s