Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Почему он так думал? В том числе и потому, что Шепилов был уверен, что он-то сам такие выборы выиграет.

А действительно, вот помечтаем и представим себе: в 50-е годы «советский Кеннеди» идет на первые в истории СССР президентские выборы. Сильно подозреваю, что он проиграл бы Молотову и Жукову (в том числе и потому, что к тем люди давно привыкли, а Шепилов выскочил в публичную сферу, как черт из табакерки, лишь в ранние 50-е). Он бы это воспринял с полным пониманием и остался бы во власти на вторых ролях. Но на следующих выборах картина была бы уже чуть другой – опять же если бы вообще дошло до прямой конкуренции «Молотов – Жуков – Шепилов».

А вот что абсолютно ясно, это что Шепилов без труда выиграл бы такие гипотетические выборы у Хрущева и всех, кто значился бы хрущевской командой. Собственно, 1957 год объясняется в том числе и этой реальностью. Хрущеву нечего было бояться Молотова, Жукова и Шепилова, поскольку выборов в СССР не было? Так их и во Франции XVII века тоже не было. А общественное мнение было, и без его поддержки никто из абсолютных монархов успешно править бы не смог.

Итак, Шепилов был чуть не самым активным сторонником многопартийности и альтернативных выборов среди политиков своей эпохи. Но предположим: я задал ему вопрос о том, а что было бы, если бы коммунисты потеряли на таких выборах власть?

И ведь задавал, но уже в 80-е. А мой дед от ответа старательно уходил в историю – объяснял, что со времен Хрущева накопилось столько ошибок, что даже и такое стало возможно.

Вообще-то он не верил. Не верил, что коммунисты – лучшие, чистые, и т. д. и т. п. – могут потерять власть. Многопартийность и выборы для него были полезным механизмом, чтобы держать власть в хорошей спортивной форме. Но если этот механизм выносит наверх неграмотных и вздорных, то менять надо сам механизм. Потому что нельзя, чтобы демократия уничтожала то, чему она должна служить – служить развитию общества, экономики, страны в целом.

Кстати, я полагаю, что это правильная мысль.

Вот – в качестве контрольного опыта – был демократично избран Ельцин, которого Шепилов вполне справедливо считал «новым Хрущевым». Ну, тут уже и говорить нечего. Шепилов считал это катастрофой. И был, конечно, прав.

Короче, это совершенно не американская (не западная) система взглядов. Для Шепилова и его тогдашних и сегодняшних единомышленников ценность номер один в том, что править государством должны лучшие. Образованные, моральные, подготовленные. А демократия – ценность номер два – хороша, пока она обеспечивает первую из ценностей.

А если люди голосуют черт знает за кого? Значит, это ошибка прежних правителей, которые не заботились о главном. О просвещении людей. О том, чтобы они имели возможность сделать правильный выбор – выявить действительно лучших, проголосовать за них и поддерживать их, пока они не начнут ломать дрова.

Это, конечно, мои формулировки. Но подозреваю, что они в применении к мышлению Шепилова вполне точны. Вопрос в том, насколько такое мышление реалистично и правильно.

А вот теперь сделаем логический скачок в сторону и вернемся к еще одной особенности мышления Шепилова (да и всего, наверное, советского общества того времени). Насчет «скромности». Насчет того, какие и кому полагаются материальные блага. Это имеет очень даже прямое отношение к разговору о том, что править должны образованные люди, поскольку одно без другого повисает в воздухе. Это два связанных между собой убеждения в системе ценностей, которую я уже назвал – консерватизм. Консерватизм как идеология, а не как черта характера или поведение.

Вы же заметили, с какой плохо скрываемой неловкостью я описывал растянувшуюся на полжизни борьбу деда за реабилитацию, которая превратилась в борьбу за возвращение ему того, что было положено по тогдашним законам и правилам. Я говорил, напомню, о том, что то была единственная для него возможность бороться и побеждать, то была борьба за реабилитацию в смысле восстановления его положения в обществе, раз уж чисто политическая, идейная, идеологическая реабилитация при Брежневе была невозможной.

Но эта борьба и то, что за ней стояло, была и чем-то еще.

Давайте посмотрим на всякие мелочи из числа эпизодов той борьбы. Вот письмо Хрущеву, когда Шепилова выбрасывали на улицу:

«Дело, конечно, не в квартире и имуществе, а в морально-политической стороне вопроса. Если человек, гражданин Советского общества, бывший (перечисление должностей), без каких-либо оснований выбрасывается на улицу – в самом этом факте раскрывается какая-то страшная сущность, во что не хочется верить и рассудок отказывается понять происходящее…»

Страшная сущность?

А вот первый прорыв Шепилова к реабилитации, он возвращает себе генеральскую пенсию. С ним встречается министр обороны Гречко и говорит: «Генералу не положено жить в таких условиях. Напишите мне и Брежневу».

Не положено?

Ну и как тут не вспомнить письмо Ирме (и тем, кто тогда его письма вскрывал и читал) насчет человека, который, будучи обеспеченным государством от головы до хвоста, завел себе дачу и начал продавать сельскохозяйственную продукцию, то есть получать больше денег. И насчет того, что с этим человеком стало. Ему это было не положено.

Да, в СССР «классическом» нельзя было иметь какие-то материальные блага помимо системы их раздачи государством. То есть нельзя было их приобретать с помощью торговли, инвестирования в живопись… Ну, можно было, но официально осуждалось (и «даже домработница Фрося» искренне стыдилась того, что торгует на рынке). Каждому оставалось ждать того, что его положение в обществе – официальное по сути положение – подкрепилось бы тем, что к этому положению прилагалось. Зарплата (пенсия), дача, квартира. Номер «люкс» или не люкс в доме отдыха (это я опять о моем столкновении с дедом по поводу отдыха в Пицунде).

Получается нечто весьма забавное: советская система, начинавшаяся с революционного уничтожения общества, затем на редкость быстро выстроилась в тоталитарно консервативную пирамиду. Даже не феодальную: в традиционно средневековых обществах частная собственность все-таки существовала, зависимость материального положения от роли в обществе была кое-где высокой, но не тотальной.

Дмитрий Шепилов, как человек поколения «комсомольцев 20-го года», оказался на самом гребне волны такого консерватизма. Далее он вместе со всеми в ужасе наблюдал, как этот консерватизм – да, да, он! – насаждался в начале 60-х «александровскими мальчиками», действовавшими поистине хунвэйбиновскими методами. Затем оказался частью ползучих процессов 70-х, когда Фросе уже не стыдно было торговать на рынке, но общественное положение человека