Советский Кеннеди. Загадка по имени Дмитрий Шепилов - Дмитрий Е. Косырев

Итак, готовить решения и вообще иметь значение должны наиболее знающие в этой сфере люди? Вы хотите сказать: «А как же иначе?»

И вот тут мы буквально слышим тот самый, запечатленный даже в телефильме яростный вопль Хрущева: а я? А я тогда – кто?

Процитируем абзац из одной из предыдущих глав – «От любви до ненависти». Вот этот. «И ведь это действительно жутко: ты можешь стать главой партии и государства (олигархом, кем угодно, с поправкой на эпоху). Но сравниться с профессором и академиком, причем не “почетным”, а настоящим – вот это уже никогда, ни за какую власть, ни за какие деньги».

Так вот, Хрущев не один был такой. И бывшие «александровские мальчики», ставшие его идеологами (и ненавистниками Шепилова), не одни были такие. Невыносимая идеальность Шепилова для них была потому невыносима, что она базировалась на чем-то таком, что нельзя было сфальсифицировать. Тут и был заложен тот самый смертельный конфликт, который и сегодня в общем-то продолжается и будет продолжаться еще долго.

Вот теперь – поскольку глава заканчивается – пора сказать, как я определяю роль Дмитрия Шепилова в нашей (не только советской) истории.

Он, считавший себя «идеальным коммунистом» или старавшийся таковым быть, на современном языке обозначается как идеолог, олицетворение и символ просвещенческого консерватизма.

Консерватизм – это не то, что многие думают. Это не идеология движения куда-то назад в историю (или стояния на месте). Это система, когда место человека в обществе определяется исходя из его моральных качеств и заслуг, а фундамент и того, и другого, конечно же, образование.

С этой мыслью мы переходим к следующей главе, где многое будет сказано о том, что такое консерватизм сегодня (и отнюдь не только в России).

И снова: Цюй Юань

Эта глава у нас получится немножко американской, пока не станет китайской. Дело в том, что взгляд со стороны всегда полезен; мы часто мучаемся перед умственными барьерами, которые нам, в нашей российской действительности, кажутся непреодолимыми, а для кого-то их все равно что нет.

Мы упоминали про американское издание мемуаров Шепилова («Кремлевский ученый») и про то, что редактором его был профессор Стивен Биттнер, которому явно не нравился их автор. Возникает вопрос, почему. И Биттнер на него в своем предисловии отвечает коротко, ядовито и хорошо. Вот так: «В сердцевине шепиловской критики Хрущева было идеализированное представление о партии. Шепилов представлял себе партию как интеллектуальную меритократию, которая уходила философскими корнями к Томасу Мору и Томазо Кампанелле. Партия была открыта всем истинно верующим, но только самые талантливые восходили на вершину. ЦК был “мозгом, душой и сердцем партии”, то был “высший форум мудрецов страны”. Во главе его был король-философ – сначала Ленин, потом Сталин, которые извлекали истину из канонических трудов Маркса и Энгельса».

Абсолютно точно.

Даже хочется спросить: а как же может быть иначе – если говорить об идеале? Причем идеале не обязательно «коммунистического» государства, а любого?

Да и не только государства. Если над вами нависает с насадкой бормашины в руках зубной врач, разве вам не хочется, чтобы это был лучший или хотя бы хороший, образованный, подготовленный специалист своего дела? А что, управление целой страной, прокладка ее курса в будущее проще, чем лечение зуба? Разве глава государства не должен быть – в идеале, конечно – среди прочего, «королем-философом»? Разве ближе к вершинам государства не должны оказываться лучшие, по своим знаниям и способностям?

Да, но для американца Биттнера это полная ересь, потому что никак не вписывается в рамки американской (или вообще западной) демократии. В этих рамках на какие угодно посты может быть избран, собственно говоря, кто угодно. То есть никто не против существования в западных обществах сословия просвещенных «людей книги» типа самого Биттнера, но мы-то говорим об устройстве государства, то есть о принципах управления обществом.

Перед нами две очевидно несовместимые системы взглядов, идеалов.

Давайте посмотрим повнимательнее на то, как Дмитрий Шепилов относился к такому механизму демократии, как выборы. С одной стороны, речь о человеке, который в 50-е годы, один из немногих в советском руководстве, мыслил так, как лучшая часть этого руководства начала мыслить в середине 80-х, при «перестройке». Вот предварительные записи его лекций в эти самые 80-е – там никаких колебаний или оговорок, он за выборы из нескольких кандидатов, считает их очень полезным испытанием для любого политика.

Хорошо, мы говорили о том, что – вместе со всей страной – Шепилов изменился в 70-е. Но вот в его мемуарах описание беседы с другом, с маршалом Жуковым, они с ним в начале 50-х оказались соседями по креслам на заседаниях Верховного Совета. И оба ехидно отзываются обо всей процедуре штамповки законов, она только отвлекает занятых людей от реальных дел. Там же Шепиловым упоминается необходимость конкуренции на выборах, то есть наличия нескольких кандидатов на одно место. Это его личный взгляд, причем сформированный еще в начале 60-х (когда писались мемуары).

А вот очень занятные строки из многократно цитировавшейся мною неопубликованной главы мемуаров. Шепилов, в 1953 году, находится в Берлине – а ГДР тогда и позже допускала существование не вполне коммунистических партий и избрание их делегатов в парламент. И Шепилов замечает, что многопартийность «гарантирует руководящую партию от всяких опасностей, связанных с абсолютной монополией одной партии».

Потом, правда, автор отыгрывает назад и пишет о том, что то – Германия, а у нас после 1917 года все российские партии обанкротились, вступив на путь контрреволюции, так что большевистская однопартийность понятна… Но следующая фраза – опять вперед: «по крайней мере такая точка зрения утвердилась в нашей партийной публицистике. Только так мы привыкли думать».

И еще дальше по тексту Шепилов упоминает «еврокоммунистов», то есть французов и итальянцев: что они пришли к выводу о том, что после их (возможного) прихода к власти система должна быть все равно многопартийной. Шепилов эту идею явно не одобряет, но и не осуждает. Он как бы оставляет вопрос подвешенным, делает поправку – «исходя из опыта стран с развитым парламентаризмом».

Напомним, мемуары писались в течение 60-х годов. Более того, после свержения Хрущева у Шепилова даже мелькали надежды, что такую книгу можно опубликовать. «Еврокоммунисты» – тоже феномен 60-х, их в тот момент КПСС еще не подвергла своему вежливому несогласию.

В любом случае речь о том, что в 50-е годы то был почти единственный в высшем руководстве человек, для которого тема выборности лидеров не