Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

было отсутствие политико-правовой культуры в малограмотных массах народа. Простой русский человек, веками привыкший к авторитарной власти и связанными с ней порядку и законности, воспринял неожиданно резкий переход к свободе прежде всего как свободу от обязанностей, – как воспринимает ее ребенок, если ему дать равное право голоса с родителями. Страна рухнула в пучину анархии, в разгар которой власть захватила самая радикальная и авантюристическая, но и самая последовательная в своих действиях партия, четко знавшая, чего она хочет – большевики. Недолгая свобода закончилась большевистским переворотом и разгоном всенародно избранного Учредительного собрания. А при их действиях, вкратце описанных в книге, Гражданская война стала неизбежной. Да они и не боялись ее, предвидели ее возможность – еще в разгар мировой войны Ленин выдвинул лозунг «превращения империалистической войны в войну гражданскую».

Столь же несостоятельными показали себя такие демократические модели власти в регионах, охваченных Гражданской войной, как Комуч, Директория и им подобные. Разница в том, что Временное правительство Керенского было свергнуто большевистским переворотом «слева», а омская Директория – белогвардейским переворотом «справа». Именно ее арест положил водораздел между Белым и демократическим движениями, причем к первому примкнули в том числе либералы, и лишь партии демократического социализма продолжали упрямо отстаивать «третий путь».

Выбор военной модели диктатуры был вызван осознанием неспособности интеллигенции и гражданской бюрократии к эффективному осуществлению власти и противостоянию большевизму в экстремальных условиях Гражданской войны. Внешняя форма власти на будущее (монархия или республика) представлялась делом второстепенным, главным было сплочение разнородных либеральных и консервативных сил в борьбе с большевизмом, под лозунгом надпартийности правительства. Кризис традиционных партий и потребность в консолидации антибольшевистских сил вызвали к жизни новые формы политических объединений, которыми стали блоки либерально-консервативных сил с немногочисленными наиболее умеренными социалистическими группировками, готовыми поддержать белых как «меньшее зло» по сравнению с большевиками.

Из пересмотра общего подхода к организации государства логически вытекали и такие детали, как стремление к централизации всех сфер управления на период диктатуры, возрождение опоры на традиционные православные духовные ценности, признание дореволюционного устройства армии и системы народного образования с исключением из них политики, возрождение политической полиции с привлечением профессионалов царского режима, восстановление смертной казни. Но, в отличие от большевистской диктатуры, носившей уже тогда яркие признаки тоталитаризма, белогвардейская диктатура имела умеренно авторитарный характер, с ограниченной свободой слова и легальными политическими партиями.

В национальном вопросе Белая идея базировалась на традиционных великодержавных имперских принципах. Из идеи правопреемственности по отношению к старому Российскому государству вытекала и внешнеполитическая ориентация на державы Антанты как союзников России по Первой мировой войне, тем более что белые не признали позорного Брестского мира. Ради консолидации антисоветских сил и получения помощи Антанты белые были вынуждены маскировать диктатуру демократической фразеологией. Другое дело, что надежды на союзников оказались преувеличенными.

Идеям социального компромисса отвечали политика белых в аграрном вопросе, основанная на поддержке мелкого крестьянского землевладения (в первую очередь частного) и лишь частичном возврате земель помещикам (при компенсации за те земли, что останутся у крестьян), и политика в рабочем вопросе, где государство выступало арбитром в отношениях между рабочими и предпринимателями.

С переворотом А.В. Колчака роль белой Сибири чрезвычайно возросла. Омск стал не только центром всего отвоеванного у большевиков пространства востока России от Среднего Поволжья до Тихого океана, но и столицей всей «белой» России, признанной всеми остальными белыми армиями и регионами России и связанными с Белым движением политическими партиями и группами, в результате чего было достигнуто идейное и формально организационное единство движения.

Несмотря на разделявшие Белое движение в разных регионах России расстояния и линии фронтов Гражданской войны, их основные позиции совпадали. Это тем более показательно, что связь и координация действий между ними были, по существу, эпизодическими. Частные расхождения определялись местными условиями.

В целом содержание идеологии и практики Белого движения не оставляет камня на камне от досужих обвинений в их адрес ряда современных публицистов, пытающихся соединить коммунистическую и национальную идеи, в «феврализме» и «зависимости от Запада». «Почвенническое», либерально-консервативное и национальное по духу содержание Белой идеи признавалось в то время даже оппонентами белых.

Почему же, при всем авантюризме большевиков, они удержали власть и одержали победу над культурной, военной и политической элитой России?

Как мы уже сказали, вожди Белого движения стремились учесть уроки революции. К сожалению, удалось это не в полной мере. Поскольку само движение было реакцией на большевизм, времени на вызревание полноценной новой идеологии в стремительно менявшихся условиях Гражданской войны не было. Они не смогли увлечь за собой большинство народа – и именно этим обычно козыряют последователи большевиков. Нам говорят: поэтому правы были большевики, лучше сумевшие сделать это. Но, например, немецкую нацию еще более мастерски сумел повести за собой Гитлер (победивший и без Гражданской войны). Что, в таком случае он тоже был прав? Опыт истории учит, что и народ может заблуждаться, увлеченный заманчивыми обещаниями. И потом, каков конечный итог «правоты» большевиков? Ради чего проливались реки крови, шла травля интеллигенции, насилие над культурой и носителями цивилизации, объявленными «классовыми врагами»? Ради чего «грабили награбленное», отнимали землю и загоняли в колхозы, отняли у народа сам стимул к работе и накоплению? Ради чего под лозунгом «диктатуры пролетариата» подчас выдвигались вперед шариковы, насиловались общественные науки, преследовалась свободная мысль? Ради чего искореняли с фанатизмом изуверов национальную религию, предавали поруганию отечественную историю? Ради чего ставился весь этот чудовищный эксперимент над страной?

Революция была национальной трагедией, жертвами которой в конечном итоге стали все: предприниматели, дворянство, офицерство, церковь, интеллигенция, казачество, крестьянство и, наконец, сама партия большевиков (в годы сталинских репрессий).

Прошло сто лет, канула в прошлое и победившая белых советская власть. Настала пора подвести черту под событиями тех лет. Историкам сделать это проще, чем современникам и участникам событий. Они уже не подвержены страстям той эпохи просто потому, что не жили в ней. Кроме того, с годами всплывает все больше документов, по которым легче воссоздать цельную картину событий. Недаром говорится, что «настоящая история пишется через сто лет».

Автор не идеализирует и Белое движение. Да, в нем противоречиво переплелись классовые и национальные чувства, героизм и жестокость. На этих страницах мы отмечали и сложность, неоднозначность фигуры его главного вождя – Верховного правителя России адмирала Александра Васильевича Колчака: бесстрашный герой трагической судьбы – и беспощадный к врагам диктатор; беззаветный патриот, человек долга – и крайний милитарист; разносторонне одаренная личность, путешественник, флотоводец, ученый, человек, способный на большие чувства – и между тем недостаточно искусный и гибкий политик. Характер, достойный пера Шекспира. Так давайте об этом и говорить. Пора бы, кажется,