Адмирал Колчак. Драма Верховного правителя - Владимир Геннадьевич Хандорин

Да, полноценной национальной идеей, которая стала бы альтернативой большевизму в глазах широких масс народа, Белая идея так и не стала. Среди причин поражения белых в Гражданской войне были как внутренние, так и внешние, но решающую роль сыграли, безусловно, внутренние, как это обычно бывает в гражданских войнах, – в отличие от войн международных. В первую очередь это более привлекательная для широких народных масс (прежде всего для социально малоимущих слоев) идеология советской власти, сулившая скорый рай на Земле. Белые так и не сумели придать своим идеям и программе привлекательность в глазах тех самых широких масс. Предлагаемые ими меры социального компромисса никого по-настоящему не удовлетворяли, а в условиях, когда ранее господствовавшее меньшинство было «экспроприировано» большевиками, были запоздалыми. И, в первую очередь, это ошибочное решение белыми земельного вопроса, непризнание «черного передела», оттолкнувшее от них большинство крестьян. Ведь если в промышленности, торговле, банковской сфере речь шла о возврате предприятий хозяевам от «абстрактного» государства (хотя и здесь рабочий класс в своей массе был распропагандирован большевиками, реально получил от них немало и имел основания считать их своей партией), то в аграрном вопросе – о возврате земли помещикам (пусть даже частичном) от конкретных новых обладателей – крестьян, составлявших подавляющее большинство населения России.

К тому же, на практике в большинстве насущных социальных вопросов предводители Белого движения ограничивались в основном декларациями, откладывая их окончательное решение до будущего Национального собрания и считая первоочередной задачей военный разгром большевиков. Ошибка коренилась в недооценке ими (в отличие от большевиков) того, что победа в Гражданской войне зиждется не столько на организации армии, ее снабжении, стратегии и тактике, сколько на привлечении на свою сторону народа агитацией и немедленными конкретными мерами популистского характера. Большевики были профессиональными агитаторами, умели приспосабливаться к понятиям и пожеланиям простонародной аудитории, говорить на понятном ей языке и не жалели на пропаганду никаких средств (даже в голодные годы). В этой пропаганде они делали акцент не на основной своей идее коммунизма, мало понятной народу, а на простом и доступном лозунге передела собственности («Грабь награбленное!»), разжигая классовую ненависть и провоцируя наиболее низменные инстинкты масс. В этом смысле большевики явились пионерами, показав пример последующим тоталитарным режимам ХХ века. В каждом подразделении – заводском цеху, армейской роте и т. д. – были профессиональные политработники, агитаторы-пропагандисты и партийные ячейки. Пропаганда белых была и менее профессиональной, кустарной, больше ориентированной на интеллигентную аудиторию, и гораздо более слабой по напору и массовости. По мере успехов советской власти к белым приходило понимание необходимости перенимать опыт противника в этом отношении, но оно было запоздалым. В пропагандистском искусстве «завоевания масс» они уступали большевикам, оставаясь для народа «господами». К тому же, при своих высоких понятиях о нравственности они не считали возможным для себя увлекать народ заведомо ложными обещаниями, как это часто делали большевики.

Другой проблемой был колоссальный духовный и культурный разрыв между верхами и «низами» русского общества, восходящий к петровским реформам, – почему и оказались скороспелыми и незрелыми как культивируемая интеллигенцией демократия, так и вынашиваемая белыми в Гражданскую войну национальная идея. А «средний класс», служащий обычно цементом любого общества, был в России еще достаточно слабым (социальная среда в Сибири была наиболее «небольшевистской» сравнительно с другими регионами, но к моменту чехословацкого восстания, ускорившего падение советской власти, ее население не успело испытать всех «прелестей» большевистского режима.)

В итоге, несмотря на относительное меньшинство активных участников Гражданской войны с обеих сторон при пассивности большинства населения, силы, шедшие за большевиками, оказались более многочисленными и сплоченными. (Сам факт пассивности большинства народа отмечали такие разные современники, как белогвардейский идеолог П.Б. Струве: «Гражданская война между красными и белыми велась всегда относительно ничтожными меньшинствами при изумительной пассивности огромного большинства населения», и лидер меньшевиков Ю.О. Мартов: «Самым слабым местом революции оказались равнодушие и пассивность масс»[765].)

Сыграли свою роль и специфически военные факторы. В то время как большевики удерживали в своих руках единое территориальное пространство центра и северо-запада России – наиболее густонаселенных регионов, что давало им и численное преимущество, и возможность единого командования, переброски резервов с одного фронта на другой по мере надобности – белые армии Колчака, Деникина и другие были территориально разобщены, что не позволяло им осуществлять координацию действий и реально единые руководство и командование. Вопреки созданному в сталинские времена мифу о «трех походах Антанты», якобы представлявших собой спланированные и скоординированные действия белых армий, отсутствие территориального единства лишало их даже элементарной оперативной связи. Наступления велись на тех фронтах, где на данный момент оказывалось больше сил и где противник был более уязвим. А расстояния между ними были слишком большими, так и не позволившими соединиться даже в периоды наибольших успехов (тем более, что они не совпадали: пик побед Колчака пришелся на весну 1919 года, а Деникина – на осень, когда колчаковский фронт уже откатился далеко на восток).

Как уже говорилось, красные превосходили белых и в вооружении, благодаря захваченным ими после Октября запасам с военных складов и арсеналов старой русской армии. И это несмотря на разрекламированную «помощь Антанты» белым.

Что касается держав Антанты, то о полном отсутствии согласованности в их действиях по русскому вопросу красноречиво говорят и их представители в своих мемуарах, и практически все западные историки. Помощь с их стороны была крайне недостаточной по причинам: 1) их собственной истощенности четырехлетней мировой войной; 2) сильного движения рабочих и левой интеллигенции на Западе в поддержку Советской России; 3) незаинтересованности Запада в возрождении великодержавной России, к которому стремились белые. В целом враждебно относясь к большевикам, они тем не менее отказали белым в помощи военной силой и весьма ограниченно помогали оружием и боеприпасами, тогда как для белых (в отличие от красных) их поставки были основным источником пополнения. Еще раз повторю удачную цитату своего коллеги: «Правящие круги союзнических стран боялись большевизма, который представлял собой нечто новое и неизведанное. Но они боялись и белых, которые представляли собой старое и слишком хорошо известное»[766].

Но главными истоками исторической трагедии Белого движения, думается, послужили все-таки обстоятельства, перечисленные вначале: нерешенность земельного вопроса, слабость пропаганды, малочисленность среднего класса, ментальный разрыв между интеллигенцией и народом и отсюда – незрелость национальной идеи. Остальные причины – отсутствие стратегического единства, слабость тыла, недостаток вооружения, и уж тем более враждебность большинства национальных окраин – имели второстепенное значение.

Это не умаляет, однако, исторического значения Белого движения, представлявшего собой наиболее реальную (в отличие от