Наагатинские и Салейские хроники - Екатерина Ивановна Гичко

зале, обставленном как типичный зал для проповедей. Ряды скамеек, трибуна, увитая резными деревянными цветами, и статуя какого-то мужчины за ней. Через витражные окна проливается узорами сияние ночных светил, а от пола ощутимо тянет холодом.

Зразый подумал и забился в тёмный закуток между скамейками. Ждать пришлось долго. Пальцы успели застыть от холода, и по ощущениям прошло не менее двух часов. Привратник продолжал могуче похрапывать, а визитёры словно сгинули в подвале.

Наконец дверь грохнула, раздался шум шагов. Процессия в молчании проследовала в палаты, и уже оттуда донёсся тихий, очень сдержанный шелест голосов. Зразый рискнул выбраться из укрытия, проверил на всякий случай амулеты, скрывающие запах, и подкрался к входу в палату.

Братья даже не стали запалять свет. Зажгли только один тусклый голубой светляк и обступили самую дальнюю от двери кровать. Выглянувший из-за косяка Зразый насчитал четырёх братьев, а на кровати рассмотрел растерянно озирающуюся женщину.

– Всё хорошо, сестра… – донеслось до него.

– Ваш брат отправил вас на лечение…

– …ранены серьёзно, но сейчас всё хорошо.

– …нужно поспать…

Женщина обмякла на подушках, и мужчины сгрудились плотнее.

– …берём образ… завязываем на…

Говорили они так тихо, что даже слух оборотня не разбирал слова. Видимо, больше не доверяли привратнику.

Ярко вспыхнула голубым круглая печать, рассечённая изнутри треугольниками и расчерченная многочисленными символами. Зразый подался вперёд, пытаясь запомнить хоть что-то. Печать медленно опустилась на лицо женщины и истаяла, словно впиталась.

– Хорошо, – длинный худой мужчина выпрямился, и Зразый по голосу узнал в нём того, что обещал спросить настоятеля Витара о кандидате на место привратника. – Через день мы её заберём и увезём.

Точно из другого монастыря! Только чего они сюда лечить больную привезли, а не сами ею занялись?

Мужчины двинулись к выходу, и Зразый поспешил вернуться в зал для проповедей. Тихо переговариваясь, братья прошли мимо, а затем и вовсе покинули часовню. Парень ещё несколько минут прислушивался к храпу привратника, после чего опять вылез из своего укрытия и заглянул в палату.

Женщина лежала на постели и, кажется, спокойно почивала. Сиделку даже не оставили. Проснётся так одна, испугается…

Зразый повернул к лестнице и в полной темноте спустился к массивной, обитой железом двери. Светляк запалить парень не рискнул, опасаясь, что магические запоры отреагируют. Но через четверть часа осмотра он, к своему искреннему изумлению, понял, что магических запоров нет. Только один массивный засов. И Зразый чуял, что тайна монастыря скрыта за этим засовом.

Страх и азарт схлестнулись, и парень налёг на запор, сдвигая его в сторону. Дверь даже не шелохнулась. Тяжёлая и толстая, она с неохотой подалась навстречу оборотню, и наружу выскользнул луч света.

Парень опасливо заглянул внутрь и увидел разворошённую постель, стол, стул и ещё один длинный стол наподобие того, на котором лекари больных лечат. Зразый приоткрыл дверь шире и опасливо ступил на порог. И замер, столкнувшись с испуганным взглядом.

У дальней стены сидел на кушетке мужчина. То, что это мужчина, Зразый понял, только вспомнив слова привратника. Невысокий, хрупкий, облачённый в длинную белую рубашку и весь такой невыразительно бледный. Кожа почти серая, длинные тонкие волосы белёсые, а тусклые голубые глаза действительно были заплаканными. И пальцы на руках тонкие-тонкие! Словно дух…

В следующий миг мужчина шевельнулся, и у Зразый озноб по спине прошёл. Рукава одеяния дрогнули как дым, расплылись и снова соткались в прежнюю форму.

– Б-брат, я тебя не знаю… – испуганный шёпот раскатился по комнате.

– Я… ученик привратника, – Зразый не успел придумать ничего лучше. – Мне пока сюда нельзя заходить, но учитель… выпил немного.

– Бедняга, – мужчина всхлипнул и перевёл взгляд в окно, – он так тяжело переживает за своих братьев и сестёр.

Не успел Зразый удивиться тому, с какой лёгкостью ему поверили, как поразился куда сильнее.

Откуда в подвале окна?

Он так ошеломился, что сделал ещё один шаг за порог, и застыл, уставившись в окно.

За стеклом была ночь, как и сейчас на улице. Только небо расцвечивало драконье пламя, от земли шёл пар, то тут, то там темнели распластанные тела, а где-то в саженях трёхстах бились какие-то тёмные фигуры. За окном шёл не просто бой, а будто столкнулись две армии.

– Каждый день, каждый день… – почти беззвучно зашептал мужчина. – Когда же эта злоба закончится?

Зразый вообще перестал что-либо понимать и бессильно опустился на порог. Впрочем, уже минуту спустя он подскочил и поспешил осторожно закрыть дверь. А то не дай боги привратник поднимется и заглянет на огонёк. Зразый-то, может, опять за отца сойдёт, а этого… парень бросил взгляд на всхлипывающего мужчину… точно за бабу примет. После Незабудки-то!

Первое ошеломление прошло, и в голове начали шевелиться кое-какие подозрения. Парень присел на ступеньки, ведущие вниз, не рискуя слишком далеко уходить от выхода. Одежда вокруг плачущего узника продолжала порой разрываться туманными языками и опять сплетаться в единый покров, что очень напрягало оборотня и навевало мысли о призраке.

– Простите меня, господин, – нерешительно начал Зразый, – как мне можно вас называть?

Мужчина посмотрел на него усталыми заплаканными глазами.

– Я… просто нарушил запрет и вошёл к вам до посвящения, – парень решил, что честность может вновь здорово его выручить. – Но брат Темаш очень сильно выпил, а я слышал, как настоятель беспокоился, что нужно прислать кого-то, чтобы позаботиться… А все… заняты.

К удивлению Зразыя, ему опять поверили.

– Заняты… – мужчина всхлипнул ещё горестнее и спрятал лицо в дрожащих ладонях.

– Может… воды вам принести? – взгляд упал на кувшин. – Свежей.

– Мне ничего не нужно, – едва слышно отозвался узник. – Можешь называть меня Ссѐверасс.

Зразый растерянно моргнул. Он ожидал услышать «Типиш». Хотя, может, Типиш – это имя, под которым мужчина жил раньше? Всё же Типиш – имя чисто салейское, а узник на салейца никоим образом не походил.

Он вообще на смертного не походил.

– Не нужно так расстраиваться, – неловко попытался успокоить плачущего узника Зразый.

– Как можно жить в такой злобе день изо дня, как… – губы узника беззвучно зашевелились, он продолжал стеклянным взглядом пялиться в окно на разгорающееся сражение.

Язык чесался спросить, что происходит за окном, но Зразый боялся раскрыть себя. Сотни вопросов злыми осами роились в голове, и парень не знал, какой из них задать, чтобы не вызвать подозрения.

– Может, вы всё-таки что-то хотите? – почти с отчаянием