Межмировые реакции - Мистер Ву

осторожно поднимает. Это рамка для фотографии, стекло треснуло, но снимок сохранился. Группа людей — настоящих людей — улыбаются в камеру. Они в каких-то белых костюмах, обнимают друг друга

— Боже, — выдыхает Ян. — Посмотрите на них. Они думали, что спасутся.

Лорейн берет рамку дрожащими руками. Настоящие человеческие лица. Женщина с темными волосами смеется, обнимая мужчину. Рядом молодой парень показывает знак победы. Еще трое стоят сзади.

— Сколько их было? — спрашивает Франц тихо.

— Не знаю, — отвечает Лорейн. — Но мы узнаем.

Третье помещение — кухня. Здесь запах сильнее, тошнотворнее. Шкафы открыты, внутри — остатки того, что когда-то было едой. Все превратилось в черную гниющую массу. На столе лежит детский рисунок, защищенный пластиковой пленкой. Рисунок сохранился — солнце, дом, фигурки людей. Внизу неровными буквами написано: «Мама, папа, я. Наш новый дом».

Лорейн чувствует, как что-то сжимается в груди. Они проходят через комнату за комнатой. Спальни с кроватями, матрасы давно сгнили. Ванная, где вода заполнила все до краев. Медицинский блок с заржавевшим оборудованием. И наконец — большое помещение. Криокамера.

Камера следует за ними, и всему мирозданию было показано помещение. Здесь стоят капсулы. Двенадцать штук, расположенных по кругу. Прозрачные крышки помутнели от времени, но сквозь них можно различить силуэты. В каждой капсуле — останки. Скелеты в истлевшей одежде, все еще лежащие в позах сна.

— Они так и не проснулись, — шепчет Франц, и в его голосе слышится благоговейный ужас. — Систеа дала сбой. Они умерли во сне.

— Нет, — Лорейн подходит ближе, изучает панели управления. — Посмотрите. Эти капсулы были отключены вручную. Кто-то… кто-то выключил их.

— Но… зачем?

И тут Франц направляет луч фонаря в дальний угол комнаты — и свет выхватывает из тьмы нечто белое.

Скелет.

Все трое застывают. Секунду. Две. Три. Время останавливается. Лорейн чувствует, как холод разливается по ее телу волнами, как будто ее погружают в ледяную воду. Ее ноги не слушаются. Она не может дышать. Настоящий человек, Предтеч, существо из легенд и древних текстов. Она видит в живую целый скелет…

И видимо он умер совсем один.

Медленно, словно во сне, они приближаются. Каждый шаг дается с трудом. Скелет сидит, прислонившись спиной к стене, между двумя криокапсулами. Ноги вытянуты вперед. Голова склонена на грудь. Руки сложены на коленях, и в них — герметичный контейнер, прижатый к груди так крепко, что кости пальцев все еще обхватывают его.

Рядом со скелетом — другие предметы. Пустые пакеты от еды — он нашел что-то, что еще можно было есть, и растянул это на сколько мог. Бутылки с водой. Одеяло, аккуратно сложенное рядом — видимо он пытался создать подобие комфорта в последние дни. И еще что-то блестит в свете фонаря.

Лорейн опускается на колени, и холодная вода тут же промачивает ее одежду, но она не замечает. Она протягивает руку и осторожно, дрожащими пальцами, поднимает небольшой медальон на цепочке. Открывает его. Внутри — две фотографии. Слева — женщина, та самая, что смеялась на групповом снимке. Справа — маленькая девочка, лет пяти.

Франц закрывает глаза как бы принимая факты. Ян отворачивается, его плечи вздрагивают.

Лорейн кладет медальон обратно, точно туда, где он лежал. Потом берет герметичный контейнер. Он удивительно легкий. Она — лучший эксперт по цивилизации Предтеч, она держала в руках тысячи их артефактов, расшифровывала тексты, восстанавливала технологии. Но сейчас ее руки дрожат так сильно, что она едва может открыть печать.

Внутри оказался дневник. Толстая тетрадь в кожаном переплете. Страницы пожелтели, но текст был чётким, написанный аккуратным почерком на английском — один из языков Предтеч, который Лорейн изучала всю жизнь.

Она открывает первую страницу.

— Первая запись, — говорит она вслух, и ее голос звучит странно в тишине бункера.

«День 1. Проснулся по расписанию. Система разбудила меня первым — я ответственный за пробуждение остальных. Проверил показатели — уровень радиации снаружи все еще высокий, но в пределах допустимого. Вода отступила. Мы можем выходить. Начинаю процедуру пробуждения команды. Скоро увижу Сару и Эмму. Скоро мы начнем новую жизнь».

Лорейн переворачивает страницу. Следующая запись.

«День 2. Что-то не так. Капсулы не реагируют на команды пробуждения. Пытался вручную, но системы заблокированы. Проверил резервное питание — оно на нуле. Основное питание тоже. Как это возможно? Реактор должен был работать тысячи лет. Пытаюсь не паниковать. Есть аварийные протоколы. Я их найду».

Она листает дальше. Записи становятся длиннее, почерк менее аккуратным.

«День 5. Нашел проблему. Микротрещина в корпусе реактора. Вода просачивалась внутрь столетиями. Реактор вышел из строя примерно двести лет назад. Капсулы переключились на резервное питание, но и оно закончилось. Я проснулся только потому, что моя капсула была на отдельном контуре — протокол ответственного. Остальные… остальные мертвы. Все мертвы. Сара мертва. Эмма мертва. Все двенадцать человек, с которыми я провел последние годы перед сном. Моя семья. Моя команда. Все».

Голос Лорейн дрожит. Франц кладет руку ей на плечо, но она продолжает.

«Проверил запасы. Еда испортилась. Вся. Тысячи лет — это слишком долго даже для консервов. Нашел несколько запечатанных пакетов с протеиновыми батончиками — они еще съедобны, но их хватит на неделю, может две, если растягивать. Вода есть — система фильтрации еще работает. Пытался вернуться в свою капсулу. Не работает. Система не запускается без питания. Я в ловушке. Видимо я умру здесь».

Лорейн чувствует, как слезы застилают глаза, но она моргает, прогоняя их. Она должна прочитать. Она должна узнать его историю.

«День 12. Еда заканчивается. Пытался выйти наружу — дверь заклинило. Тысячи лет под водой деформировали металл. Я пытался выбить ее, пытался прожечь, но инструментов недостаточно. Я слишком слаб. Я не ел три дня. Я замурован здесь с телами моей семьи».

Пауза. Лорейн не может продолжать. Ян берет дневник из ее рук.

«День 18», — читает он, и его голос срывается. — «Я больше не могу смотреть на капсулы. Я накрыл их одеялами. Я не могу видеть Сару. Я не могу видеть Эмму. Моя маленькая девочка. Ей было пять лет, когда мы легли спать. Она должна была проснуться и увидеть новый мир. Она должна была жить. А вместо этого она умерла во сне, и я даже не могу похоронить ее. Я даже не могу выйти отсюда».

Ян останавливается, не в силах продолжать. Франц забирает дневник. Листает страницы. Записи становятся короче. Почерк — неровным, дрожащим.

«День 27. Еды нет. Воды почти нет. Я пью конденсат со стен. Я слишком слаб, чтобы стоять. Я думал, что буду бороться до конца,