За мной, читатель! Роман о Михаиле Булгакове - Александр Юрьевич Сегень

– Ась? О моем? Заболевании? Нет, малыш, мы еще поваляем дурака, поваляем.

– А я не один, – смущенно признался Женя, и в комнату вошла худенькая и стройная девушка. – Это Зюка. Моя невеста.

– Вообще-то я Дзидра Эдуардовна, – тоже смущаясь, поправила Зюка. – Но он зовет меня Зюкой. Я не знаю, хорошо это или плохо?

– Зюка – это великолепно! Это любовь! – воскликнул Михаил Афанасьевич. – Уж будьте покойны!

– Ну, тогда ладно… А правда, что вы тот самый Булгаков?

Глава двадцать девятая

Говорит Сталин

1930

Распечатанные лично Еленой Сергеевной копии письма отослали в разные правительственные инстанции, включая самого руководителя государства. День для рассылки выбрали знаменательный: первое апреля – Гоголь родился. Укрой меня своей чугунной шинелью.

Теперь оставалось только ждать. Вот только чего именно? Ареста? Расстрела? Высылки за границу без вещей и средств к существованию?

– Ну уж нет! – отмахивался от такого решения проблемы гонимый писатель. – Увидите, сам Сталин позвонит и позовет к себе на шашлыки.

С самого утра второго апреля он уже в нетерпении слонялся по квартире на Пироговке, ждал звонка. Не выдержал, отправился прошвырнуться. И сразу же квартиру пронзил телефонный призыв. Взяв трубку, Любовь Евгеньевна услышала голос Сталина:

– Здравствуйте, это квартира известного писателя Булгакова?

– Да, – потеряв дыхание, ответила Белозерская.

– Говорит Сталин. С кем я разговариваю?

– Жена его.

– А, та самая, с которой он собрался от нас за границу удрапать?

– Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.

– Ну что, вправду ли он на советскую власть обижен?

– Да как вам сказать…

– Да уж как-нибудь скажите, жена.

– Обида имеется, но поймите его положение.

– Дайте ему трубку.

– Его нет в данный момент. Прошвырну… прогуляться пошел. Воздуха не хватает. Жилище у нас затхлое.

– А вас какая квартира устроит? Сколько комнат?

– Дак кабинет он хочет.

– Четыре комнаты вас устроит?

– Устроит! Но лучше пять.

– Хорошо, восемь комнат будет у вас квартира. Напротив Кремля. Чтобы Михаил Афанасьевич мог недалеко ходить ко мне в гости. Теперь про заграничное турне. Для первого раза устроит вас Прага – Берлин – Гамбург – Амстердам – Париж – Лондон?

– Устроит. Еще как устроит! Спасибо, Иосиф Виссарионович!

– Говорят, у вас шуба из леопарда?

– Если честно, товарищ Сталин, она из хорька. Это Михаил Афанасьевич говорит, что из леопарда. В шутку.

– Вы должны приехать в Кремль и выбрать себе новые платья и духи. Обязательно меха. Горностай, куница, соболь, шиншилла. Что бы вы хотели? Вы такая симпампунечка, что я бы лично с вами по заграницам поехал.

– Мака! Это ты?

– Какая вам Мака, уважаемая жена писателя? Из мака шуб не бывает.

– Мака-собака!

– Какая это собака? Не позволю про великого писателя так.

– Ты что, из желтой будки звонишь? Пятнадцать копеек лишние?

– Не жалейте, Любочка, скоро у вас этих пятнадцатикопеек будут тонны. Это вам Сталин обещает.

– Думаешь, я не отличу, как Сталин говорит, а как ты, шут гороховый?

– Не отличишь. Пока я тебя симпампунечкой не назвал, продолжала верить, что со Сталиным разговариваешь.

– Мака-врака! Нет слов! Мака-кукарака!

Уличные таксофоны появились на Москве еще до революции, но не более сотни. В двадцатые годы их внедрение проходило вяло, и лишь теперь за это дело взялись основательно, на многих улицах выросли деревянные будки, окрашенные в ярко-желтый цвет. И, в отличие от допотопных, они так и манили.

– Идеальное обеспечение анонимности! – смеялся Булгаков. – Позвонишь эдак: «Мой сосед Козявкин – на самом деле князь Козявкинский, в прошлом белый офицер, воевал за Деникина, палач трудового народа», трубочку повесил и наблюдаешь, как Козявкина выводят под белые рученьки, затаскивают в машину и увозят в неизвестном направлении.

Как нарочно первого апреля желтая будка появилась и на Пироговке. И не жаль пятнашки, чтобы второго апреля разыграть доверчивую Любангу. Плохо, что самому себе нельзя позвонить и самого себя разыграть.

А третьего апреля, вернувшись с прогулки, огреб уже ни за что:

– Мака, ты болвака! Вчера ты меня Сталиным разыграл, а сегодня я думала, что это ты меня снова разыгрываешь. Звонят и говорят: «Это ТРАМ». А я им отвечаю: «Может, еще скажете: трам-пам-пам?» Говорю: «Мака, иди в жопу! И кончай пятнарики тратить». Они сначала обиделись, потом перезвонили и спросили, когда можно будет лично с тобой побеседовать. Не сразу сообразила, что это же театр такой появился, ТРАМ. Театр рабочих артистов и молодежи, так?

– Просто Театр рабочей молодежи. Ну ты, Банга, и дура! Все теперь будут знать, как Булгакова жена людей в жопу командирует.

– Ну, прости! Сам виноват, нечего жену понапрасну Сталиным разыгрывать.

ТРАМ с недавних пор появился в Москве и расположился на Спартаковской улице, бывшей Елоховской, в желтом здании с белыми плоскими колоннами. Доселе здесь располагался Большой Елоховский электротеатр.

– Товарищ Булгаков? Моя фамилия Кнорре. Драматург, режиссер, артист. В данное время в должности завлита руковожу Театром рабочей молодежи. Хочется привлечь вас к нашему театру. Имеется должность консультанта. Зарплатка, сразу скажу, не аховая, триста рублей.

– Ниже средней.

– Но добавочки будут.

– Хорошо, надо встретиться. Можно даже сегодня. Жду вас у себя, годится? – Он продиктовал адрес, повесил трубку, помолчал и хлопнул со всего размаху ладонью о колено: – Сработало! С паршивой овцы, как говорится! Ну, Банга, держись, скоро на нас пятнарики дождем польются.

– А покрупнее нельзя ли? Меха обещал, квартиру возле Кремля!

Письмо М. А. Булгакова в дирекцию МХАТа с просьбой принять его на должность режиссера

10 мая 1930

[Дом-музей К. С. Станиславского]

Она тотчас позвонила Шиловской и попросила приехать.

– Зачем? – спросил он.

– Она мудрая женщина, поможет нам, чтоб тебя не облапошили.

И подружка жены приехала еще раньше, чем заявились руководители ТРАМа – завлит Кнорре и директор Соколов. Покуда Булгаков в своем спальне-кабинете беседовал с ними, подруги сидели в комнате Любови Евгеньевны, но, когда дело дошло до договора, они по зову писателя явились, и Шиловская выступила экспертом, помогла составить бумагу правильно.

На другой день Булгаков и сам побывал на Спартаковской, бывшей Елоховской, а затем в Сивцевом Вражке хвалился своей тайной подруге:

– Работа не бей лежачего, сплошные агитки, взвейся да развейся. Думаю, это только начало. Не для этого мы граду и миру сочиняли.

– Думаю, на ТРАМ тебя не сам вывел. Сам что-то посолиднее придумает. Булгаковы на дороге не валяются.

– Даже на дороге к мировой революции.

На следующей пятидневке он вытребовал двести рублей аванса, раздал кое-какие горящие долги и повел жену в ресторан Дома Герцена.

– Если хочешь, можешь свою